Проигравший. Тиберий
Шрифт:
— Каким ты пожелаешь, трибун. Публика самая разношерстная. Исполнят любое твое желание и еще будут благодарны.
— Женщины? — небрежно спросил Тиберий. Он вдруг подумал, что не будет иметь ничего против женского общества — время от времени. Совсем отказаться от них — не будет ли это выглядеть самоограничением, потерей одной из степеней свободы? Он отнюдь не против женщин и станет спать с ними, хотя бы это и было неприятно Калибу. Впрочем, мнения фараончика на этот счет никто не собирается спрашивать. Ему придется смириться.
— Женщины
— Предсказателей пока не надо, — засмеялся Тиберий. — Я уже имею одно хорошее предсказание. Кроме того — надеюсь, что у меня скоро появится собственный астролог. Итак, никаких коров и никаких гадалок.
— Еще одно, последнее, — Фигул опять поклонился. — Прости, что задерживаю тебя, но мне нужно знать. Каких именно женщин ты предпочитаешь?
Тиберию на миг представилась Юлия во время одной из их последних встреч.
— Только не толстых, Фигул, — быстро ответил он, — Если приведешь толстую — сам и будешь с ней спать. Или тебе как раз такие нравятся? Смотри, Фигул, толстые берут дороже, а платить будешь ты сам!
— Не беспокойся, хозяин, — толстых не будет. Прощай до вечера.
Фигул поклонился и ушел.
Проводив взглядом слугу, Тиберий вновь принялся за вино и сыр. Очевидно, морской воздух, смешанный с ароматом цветущей сосны — терпким смолистым запахом, вызывает у человека повышенный аппетит. Кроме того, вчера Тиберий съел очень мало — его еще немного мутило после длительного морского путешествия.
И пожалуй, здешний целительный воздух вызывал не только гастрономические желания. Или это разговор с Фигулом о женщинах так подействовал? Тиберий почувствовал, что начинает возбуждаться. Тогда он бросил на стол недоеденную лепешку с сыром и быстро допил вино, оставшееся в чаше. Встал, чуть покачнулся от выпитого, но восстановил равновесие и широкими шагами направился в спальню, где все еще никак не мог проснуться Калиб.
Он пробудился, как только Тиберий подошел к постели. И сразу принялся жеманничать: с улыбкой сонно потянулся, изогнулся смуглым телом, рукой провел по груди. Ему явно хотелось нежных прикосновений в этот ранний час после сна.
Но Тиберию нужно было другое. Он решительно сдернул с Калиба одеяло:
— А ну-ка поворачивайся на живот, мой фараончик!
Улыбка ушла с лица египтянина. Он капризно надул губы,
но все же не посмел ослушаться и задвигался, принимая позу для самого грубого акта. Увидев перед собой две круглые коричневые ягодицы, Тиберий зарычал от нетерпения, возясь с полой своей туники. Рванул, высвободился и напал на Калиба.
После недолгой возни, закончившейся привычными содроганиями, Тиберий устало, как мешок, повалился на смятую постель рядом с Калибом, который все еще всхлипывал, не успев отойти от потрясения. Всхлипы эти почему-то вызвали у Тиберия неприязнь.
— Что с тобой, мой фараончик? Тебе не понравилось?
— О, милый, — сразу встрепенулся Калиб. — Все было хорошо.
— Но почему ты плачешь? Больно?
— Нет… Я не плачу, — ответил дрожащим голосом Калиб. — Просто все было так… так неожиданно. Ты такой сильный…
Тиберий поморщился: он видел, что египтянин лжет. Раньше такого не случалось. Впрочем, он, может быть, и вправду перестарался?
Наплевать. Он — хозяин этого существа и может делать с ним что угодно. Не хватало еще расстраиваться из-за его капризов и портить такое прекрасное расположение духа. Почему-то вспомнилось, что раньше Калиб принадлежал Ливии.
Тут же в груди Тиберия возникли неясные подозрения.
— А ты не жалеешь, что приехал сюда, мой фараончик? — спросил он, приподнимаясь на локте и пристально разглядывая египтянина. Тот промедлил с ответом несколько секунд, но справился с дрожью:
— Ты же знаешь, милый… Мне не хотелось расставаться с тобой. Ты был так добр ко мне… — И Калиб бросил быстрый взгляд на хозяина. — Ты был нежен… а сегодня все по-другому.
Подозрения не унимались, жгли грудь, словно Тиберий глотнул горячего масла. А что, если и вправду Калиб приставлен к нему матерью? И считает Ливию своей настоящей хозяйкой? Несмотря на то, что благодаря Тиберию стал вольноотпущенником. Да он еле скрывает отвращение! Как же Тиберий раньше не замечал?
Многолетняя привычка сдерживать чувства заставила Тиберия успокоиться, хотя бы внешне.
— Придется тебе приспособиться к новой жизни, мой фараончик, — сказал Тиберий, все так же внимательно наблюдая за выражением лица Калиба. — Нам предстоит здесь провести долгие годы. Мы будем жить здесь до конца наших дней. Я тебя никуда не отпущу.
Египтянин, побледнев, сел на постели.
— Но как же?.. Я думал — мы только на время… Пока ты не отдохнешь и не поправишь здоровье, мой господин…
— Ну и что? Что будет, когда я поправлю здоровье?
— Тогда мы вернемся в Рим… Так мне казалось. Ведь нельзя же навсегда…
– - Ты останешься здесь, на Родосе, со мной, — жестко произнес Тиберий. — А если надеешься на то, что Ливия тебе поможет — так не надейся! Я буду держать тебя на цепи, грязный двуличный раб! И ночей, когда я стану брать тебя в постель, ты станешь дожидаться, как великих праздников!
Калиба колотила крупная дрожь. Он, казалось, не слышал слов Тиберия. Его вдруг, как смерть, ужаснула перспектива до конца своих дней подвергаться грубому насилию — такому, как сегодня. Тиберий стал совсем другим человеком, не тем несчастным и нуждающимся в сочувствии и любви, каким он был в Риме. Он превратился в тирана, абсолютного владыку, которого не связывают никакие запреты и нормы. Калиб, доверившись этому человеку, попал в ловушку и не вырвется из нее. Он терял последнее самообладание.