Проигравший
Шрифт:
– Зачем она вам? Там же и вправду только старый туалет стоял.
– А мы бы сдали землю в аренду. И пустили бы деньги на какое-нибудь благое дело.
– Например?
– Храм бы отремонтировали.
– Так они же вам его и так за свой счет ремонтируют.
– Ну не знаю. Мало ли на свете благих целей? Страна-то, посмотрите, только-только возрождаться начала. Только-только новые люди родились. Не изуродованные прежней идеологией. Родину любящие. Людям служить готовые. Нормальные, можно сказать, люди. Я вообще, вы знаете, оптимист. Верю, что постепенно такие, как этот
Стогов еще раз посмотрел на стоящую перед ним чашку. Действительно, что ли, выпить чайку?
– А что делать с теми, кто не хочет восстанавливать могущество?
– Что вы говорите?
– Не обращайте внимания. Я, пожалуй, пойду.
Уже дойдя до прихожей, он все же обернулся и спросил:
– Слушайте, а что у вас там за бумага?
– Бумага?
– Ну, в сейфе. Вы говорили, что без нее эти строители не смогут начать работы.
– О-о! Это не просто бумага! Вы даже и представить себе не можете, какая в этой бумаге заключена силища! Как-нибудь в следующий раз я вам обязательно покажу.
Стогов сказал: «Ладно». Еще он сказал: «Тогда буду ждать следующего раза». Он не знал, что следующего раза у них с батюшкой не будет. Он вышел на улицу, снова задрал голову, чтобы посмотреть на колокольню, а когда опустил, то обнаружил, что прямо перед ним стоит вчерашний тип в галстуке. Причем галстук у него на этот раз совсем другой, хотя и, без сомнений, тоже очень дорогостоящий.
– Доброе утро!
Стогов вытащил из кармана сигареты, прикурил и только после этого кивнул в ответ.
– В такую рань и уже с вопросами к потерпевшему?
– Да я, скорее, по личному делу.
– Хотели исповедаться?
Стогов скосил на него глаза, но ничего не ответил.
– Извините, наверное, дурацкая шутка. Не хотел трогать ваше privacy. Мы вчера толком не познакомились. Меня зовут Анатолий.
Стогов пожал протянутую руку и тоже представился: «Илья».
– Вы к себе в отделение? Я как раз в ту же сторону. Хотите, подвезу?
Стогов кивнул еще раз. Тащиться под дождем до троллейбусной остановки как раз совсем не хотелось. Машина у Анатолия была дорогая, а внутри было тепло и уютно. Дверца за ним захлопнулась тихо, будто книжка.
Анатолий вывернул руль, с трудом развернулся на тесной парковке у собора и вырулил на проспект.
– Вы не подумайте, что я против религии. Просто то, как это делается у нас в стране, всегда вызывало во мне чувство брезгливости.
– А как это делается у нас в стране?
– На днях я тут стоял в пробке рядом с еще одной церковью. А мимо шел взвод военных курсантов. Когда они подошли поближе, взводный скомандовал: «Рота! Шапки долой! Крестимся!» И все по команде перекрестились. Вы не находите, что это немного перебор?
Стогов даже не стал пожимать в ответ плечами. Он сидел в мягком сиденье с подогревом, вполуха слушал включенное в машине радио, а что именно говорит ему хозяин машины, почти совсем и не слушал.
– Я до семнадцати лет ведь в Англии жил.
– Да?
– Там школу закончил, там жизненного опыта набрался.
– Да?
– Меня родители отправили учиться в Англию еще ребенком. Старший брат остался здесь, а насчет меня отец решил, что имеет смысл вложиться в хорошее образование. Первое время сложно было… новый язык, все не так, как дома. Зато, едва вернувшись, я сразу получил свой нынешний пост.
– Да?
– Не знаю, может, в этом дело? Какие-то вещи, которые для людей, выросших внутри страны, вполне естественны, мне кажутся полной дичью. Я когда к этому служителю культа первый раз знакомиться пришел, он сунул мне свою руку прямо в лицо. Типа, на! целуй! Я ему довольно вежливо объяснил, что руки при встрече стоит целовать только хорошеньким девушкам. Меня так учили в той английской школе, которую я закончил. Знаете, что он мне ответил?
– Посоветовал там в Англии и оставаться?
– Точно! Я думаю, знаете, в чем тут проблема?
– В чем?
– Все эти батюшки, они ведь родом из деревни. И те, кто ходит в их златоглавые храмы, тоже. А я вот в деревне никогда не жил и жить не хочу. Мы с вами другие, на них не похожие. И цели в жизни у нас с вами совершенно не те же самые, что у этого попа. Поэтому нам никогда друг друга не понять. Разница между городскими и деревенскими жителями есть в любой стране. Но только у нас это выглядит так, будто в одной стране живут два совершенно разных народа.
Машина свернула с набережной на проспект. До отдела оставалось всего несколько кварталов, но ехать приходилось медленными рывками: на сколько хватало глаз, проспект был забит мокрыми машинами. Стогов подумал, не спросить ли у водителя разрешения закурить в салоне, и ровно в эту же самую минуту в дверь священнической квартиры, из которой Стогов вышел лишь двадцать минут назад, кто-то настойчиво позвонил. Батюшка отпер и, увидев, кто именно перед ним стоит, заулыбался:
– Снова вы? Забыли чего-то?
– Ага.
– Так проходите. Чего мы в дверях?
Человек, стоявший перед ним, сказал, что ничего-ничего. Он буквально на минутку. После чего достал из-под куртки пистолет и выстрелил священнику ровно в середину лба. Однако Стогов ничего этого еще не знал. Машина, в которой он сидел, продолжала тихонечко ползти вперед, а парень за рулем продолжал заливаться:
– Но вы знаете, при всем при этом я оптимист. То, что сейчас происходит, это что-то вроде болезни роста. Лет сто назад руки попам целовали по всему миру. Там, где целуют и до сих пор, дела идут не очень. А там, где сегодня больше не целуют, а занялись вместо этого делом, и с экономикой все ОК, и страны расцвели. Кто у нас сегодня ходит в церковь? Либо старушки, либо провинциалы. Городская молодежь предпочитает 3G-интернет. Со временем эта молодежь подрастет, разбогатеет, займет высокие посты, отправит детей учиться в хорошие университеты. А потом уже их дети подрастут, и тоже разбогатеют, и тоже отправят детей учиться в еще лучшие университеты. В общем, я думаю, со временем все станет нормально. Три-четыре поколения – и у нас в стране жизнь станет ничем не хуже, чем в Великобритании.