Проигравший
Шрифт:
Священник подумал, что стоит попытаться навести хоть какой-то порядок. Нагнувшись, он поднял несколько бумаг, потом попытался закрыть раскуроченную дверцу сейфа, чтобы поставить на место икону, а потом понял, что работы тут не на десять минут и даже не на полчаса, и решил, что этим стоит заняться позже. Он направился было к дверям, но машинально пробежал глазами поднятую с пола бумагу, которую все еще держал в руках, остановился и перечитал текст повнимательнее.
Священники редко свистят от удивления. Тем более в помещении. Но этот присвистнул:
– Ничего себе!
В ризнице
(Этого не может быть…
Этого просто не может быть…
Откуда здесь эта страшная бумага?)
Он покрутил в руках листок. Старый, явно дореволюционный. С наружной стороны сургучом прикреплена розовая выцветшая ленточка.
Он облизал мгновенно пересохшие губы. Попробовал позвать:
– Отец Арсений! Дьяконы! Да куда ж вы все подевались-то?
(Перед глазами почти против воли появилось бородатое лицо старца Григория Распутина.
Противное лицо человека, застреленного ровно сто лет назад, но до сих пор мешающего жить тем, кто остался.
Неужели когда-то эти бумаги принадлежали лично ему, старцу?)
Из соседней комнаты показался седобородый отец Арсений. Молодой священник молча протянул ему бумагу. Тот тоже молча ее прочел. По лицу было ясно: его прочитанное поразило не меньше.
– Где ты это взял?
– Вот тут лежало. Прямо у сейфа.
– Ты представляешь, что это означает?
– Представляю. Вернее, нет, не представляю. Что нам со всем этим делать-то?
– Знаешь, что? Об этом стоит доложить лично! И немедленно! Не-мед-лен-но!
Они перекрестились, согнувшись в поклоне, кончиками пальцев коснулись холодного пола и вышли из собора на улицу.
Тоннель строители успели прокопать и вправду громадный. Особенно громадным он казался теперь, когда рабочие поднялись наверх, а технику заглушили. Похоже, кроме них, под землей не осталось совсем никого. Стогов задрал голову. Потолка при этом освещении было и не разглядеть.
Они молча шагали по тоннелю. Звук шагов метался между бетонными стенами. Майор посмотрел на Стогова:
– Это ведь было здесь, да?
– Не знаю. Я же ни разу тут не был.
Майор продолжал смотреть и молчал. Еще через несколько шагов Стогов неохотно кивнул:
– Ну да. Это действительно похоже на старые советские лаборатории. Что вы на меня так смотрите? Думаете, я темню, не хочу рассказывать? На самом деле я знаю только общую канву этой истории. Безо всяких подробностей.
– А меня и без подробностей вполне устроит. Просто расскажи, чем они тут занимались.
– В этом помещении шестьдесят лет назад создавали оружие. Самое страшное оружие, которое только можно придумать. Если бы они завершили работу, то никто из вас, дорогие коллеги, не родился бы на свет. Более того: не было бы даже того «света», на который вы могли бы родиться.
Стогов вытащил из кармана сигареты и щелкнул зажигалкой. Майор поморщился, но говорить ничего не стал.
– Извините, но начать мне придется с небольшой лекции по физике. Иначе тут не разберешься. Известно ли вам, товарищ майор, что все на свете состоит из атомов? Вот и хорошо, что известно. У каждого атома есть ядро, и есть вращающиеся вокруг ядра электроны. Все вместе – как маленькая батарейка: ядро – плюс, электроны вокруг ядра – минус. Поле между плюсом и минусом не позволяет атому развалиться на части. Вы ведь, наверное, помните это еще со школы, да?
Майор покрутил пальцами в воздухе. В том смысле, что черт его знает, насчет школы. Давно это было.
– Суть не в этом. А в том, что физиков всегда интересовало, что будет, если поменять у этой батарейки знаки? Если ядро сделать минусом, а электроны, которые вращаются вокруг, – плюсом? Теоретически это ведь вполне возможно. Для такого атома даже придумали особое название: «антивещество». Вот только в реальности его никто, конечно, не видел. Потому что расчеты показывали: одного-единственного атома антивещества достаточно, чтобы кирдык наступил для всей нашей вселенной.
– Как это «для всей вселенной»?
– По расчетам выходило, что, едва появившись в нашем мире, такой анти-атом тут же вызвал бы что-то вроде короткого замыкания. То есть он сразу уничтожил бы какой-нибудь обычный атом, а вместе они уничтожили бы уже два атома, а вместе с ними уже четыре, а дальше процесс было бы уже не остановить. Просто яркая вспышка – и на месте нашей вселенной нет вообще ничего. Уничтожена была бы не просто жизнь на Земле, или сама Земля, или, к примеру, целая галактика, а даже место, где располагался наш с вами мир. Понимаете?
Майор явно пытался представить себе всю эту картину, и то, что удавалось представить, явно ему не нравилось.
– И для этого достаточно всего одного атома?
– Да.
Майор еще немного над этим подумал.
– Ну да. Перспектива не очень. А какое отношение все это имеет к нашему тоннелю?
– До какого-то момента разговоры об антивеществе были чистой абстракцией. Но после войны в СССР появились собственные ядерные реакторы. И у физиков появился шанс все эти гипотезы проверить. Более того: в тысяча девятьсот пятьдесят первом задача создать бомбу из антивещества была поставлена перед главным советским физиком, лауреатом Сталинской премии, орденоносцем, академиком и прочая-прочая-прочая Игорем Курчатовым.
Тоннель, по которому они шли, все никак не мог кончиться. Висевшие вдоль стен тусклые лампочки давали совсем мало света.
– Они хотели создать бомбу? Даже не один атом, а целую бомбу?
– Все, кто имел отношение к проекту, пишут, что задача была поставлена именно такая.
– И на кого ее сбросить?
– В пятидесятых годах, наверное, уже на американцев. Хотя, может быть, для начала и на Европу.
– Охренели, что ли? Это же всем капец. Обеим воюющим сторонам.
– Вот и я об этом.