Происхождение боли
Шрифт:
— Простите меня, — подал голос Люсьен, — но это невежливо: шептаться на незнакомом для присутствующих языке!
Дама удивлённо и с любопытством посмотрела на раздетого, исхудавшего человечка и пропела по-французски:
— Просто мы считали, что в Париже воспитанные мальчики знают английский.
— А вот зверьки, живущие на сваях сенских мостов, не знают, — заступился Серый Жан, — Крысёнок, назови миледи твоё имя.
— Люсьен Шардон.
— Маргарита Девере, — в ответ представилась прелестная
— Как она красива! Кто она? — пробормотал Люсьен.
— Моя пожизненная спутница.
— Вам повезло.
— Нам всем повезло. Мы развлёчёмся на славу.
— Но она же — ваша!.. При чём тут я!?… Неужели вы позволите мне наставить вам рога?
— Ага. Но не раньше, чем я приделаю тебе хвостик.
Англичанин положил в рот остаток персика, взял бокал так, что ножка свисла меж его пальцев. Люсьен нерешительно поднял свой и тихонько звякнул его краем о хрустальный диск подставки:
— Я ничего не понимаю, но и терять мне нечего.
Вскоре ему захотелось спать — он пожаловался на это. Хозяин дворца хлопнул в ладоши, и люстра медленно спустилась до уровня его глаз. Он пустым бокалом загасил все свечи, кроме одной. Оскудевшая светом бронзовая медуза снова поднялась по его знаку.
— Но я всё равно не смогу уснуть, если не укроюсь, — капризно предупредил Люсьен, укла-дываясь головой на пухлый подлокотник.
Серый Жан поднял с ковра одежды леди Маргариты и набросил их на приёмыша.
— Спокойной ночи, Крысёнок.
На утро Люсьена отвели на верхние этажи, где назвали уютно мрачную комнату с вы-соким чёрным потолком, бархатно-малахитовыми стенами, белым полом и большой кро-ватью его новым жилищем. По желанию Люсьена приносили любую еду, одежду.
Заламаншских господ не было видно весь день, а вечером Люсьен встретился с ними обоими за ужином. Дама была в модном богатом платье, кавалер — во фраке. Всё как надо.
Люсьен не взял в рот ни крошки и, ничего не сказав, вышел из-за стола раньше хозяев.
Он просидел в своих апартаментах полчаса, потом вошёл слуга и велел следовать за ним. Люсьен одновременно боялся и был равнодушен, не позволяя себе забыть, что он — человек конченный.
Его доставили в прежнее роскошное подземелье, где уже ждал Серый Жан. Один. На нём снова его величественная ряса, только волосы, как и за ужином, собраны на затылке в пучок, но уже несколько прядей выбилось и свисало небрежно, левые длиннее правых. Он сидел. Он приказал слуге идти, а Люсьену указал на диван напротив.
— Зверёк рассердился? — спросил непонятным тоном.
— … Я же говорил вам, что ненавижу… эти белые скатерти, салфетки, ряды этих вилок и ножей, и прочих прибамбасов! а уж все эти манжеты и воротнички, галстуки и фраки — подавно!.. Я бы предпочёл всю жизнь есть руками копчёную рыбу, сырые овощи и фрукты, одевался бы в какую-нибудь шкуру… или в такую мантию, как вы,… вы в ней гораздо…
— Что?
— Красивее… То есть я не говорю, что фрак вам не к лицу. Просто я не люблю фраки…Но вам нельзя иначе… Вы настоящий денди!..
— Я свободный человек — благодаря умению маскироваться…
— А я свободным уже никогда не буду!.. Особенно здесь… Я хочу умереть… Я понял, что вы от меня хотите… Что ж, я в вашей власти!..
— Давай поговорим о чём-нибудь другом.
— … Вы на меня не злитесь?
— Конечно, нет… Спросил меня о чём-нибудь?
— … Почему вы уехали из Англии?
— В свадебное путешествие. Но нам понравилось на континенте, и мы остались.
— А чем вы занимаетесь? У вас есть рента?
— Бедная Франция помешалась на деньгах.
— Извините. Разумеется, всем богачам есть что скрывать, — Люсьен помолчал, потом встал, подошёл у зеркалу, в котором, безмятежно покачивая хвостиками, плавали яркие рыбки.
— … Как это сделано?
— Это аквариум с очень чистой водой.
— А, да — я вижу: у них тоже есть отражения… Скоро вы…осуществите свои планы… насчёт меня?
— Это от тебя и будет зависеть.
— Хватит! Ничего от меня не зависит! Я только выброшенная кукла! Когда!??
— Когда я почувствую, что ты становишься настоящим домашним зверьком, доверчивым, послушным…
— Я никогда таким не стану!
— Тогда завтра, — он поднялся, развязал волосы, встряхнул ими, — Ступай к себе и усни.
— Я хочу остаться здесь.
— Ладно.
Англичанин сбросил халата и ушёл в тёмную комнату. Почти сразу же спустился слуга с несколькими серебряными рюмочками на подносе. Он аккуратно поднял с пола серую одежду, положил на диван и обратился к Люсьену:
— Как вы желаете спать: крепко или чутко, долго или не очень?
— Всегда.
— Этого я вам не устрою. Поговорите с самим господином графом…
Люсьен задремал, как ему показалось, на несколько минут. Проснулся в необъяснимой тревоге. Заглянул в жаркие комнаты, но там было пусто. Он снова стал себе твердить, что всё ужасное в его жизни уже случилось. Лёг на диван, но уснуть не мог.
Через две часа одна за другой погасли, догорев, все свечи в люстре. Люсьен вскочил в кромешной темноте, вгляделся в неё и смог различит синюю рябь на зеркальных стенах. Он понимал, что это светятся чешуйки рыб, но ему неотвязно мерещились чьи-то глаза…