Происхождение боли
Шрифт:
— Нет. Детей у меня отняли, сестра меня презирает… Есть брат, но он тяжело болен. Был отец,… но я замучила его до смерти!.. Всё ради этого изверга!..
— Вы… должно быть, голодны. Позавтракайте со мной.
Утром генерал привык есть мясо: говяжий язык, испанскую ветчину, немного салата, крепкого кофе без сахара. Гостья взяла только хлеб и напиток.
— У вас необычное имя, — развлекал её беседой маркиз.
— Греческое.
— Знаете, как оно переводится?
— … Воскрешение.
— Позвольте я расскажу вам древнеегипетскую сказку. В начале времён боги жили и царствовали на земле, среди людей и сами были как люди. Верховным
— Я похожа на эту злую богиню? Да, я ведь тоже вырвала сердце у моего отца…
— Исида вовсе не зла, а вы мне её напомнили только идеей воскрешения, ведь она поборола смерть не одного только Ра. Когда её брат и супруг был убит, она обошла всю пустыню, собирая части его расчленённого тела, чтоб сложить их вместе и вернуть к жизни… Эти истории жестоки, но что ж поделать — воскрешение невозможно без смерти.
— В мифе сказано, каким именно зовом Исида пробудила раскромсанный труп?
— … Может, она просто шепнула: люблю тебя.
— Почему вы хотите, чтоб я простила Максима?
— Должен же кто-то найти выход… из великой тьмы (- «Если у них получится, я тоже разыщу и вызволю Антуанетту!» — дал про себя обет Арман — ) и подать пример другим… Вы помните вчерашний вечер?
— Да. Я вела себя странно. Впрочем, не странней, чем вы в ночь единственного посещения этого дома герцогиней де Ланже… У ваших стен… угарная аура.
— Вчера на вас была рубашка, ношеная вашим Максимом, и стены тут, скорее всего, не при чём.
Анастази резко встала, отошла к окну, подышала, собралась с мыслями:
— Да уж, вас не перечудишь, — она всё же не смогла придать своему голосу холодно-светской иронии, которая заморозила бы угрызения маркиза.
— Вы правы. Я себе позволил слишком многое… Но мне хотелось… истины!
— Позвольте мне побыть одной. Не провожайте, — он не успел приподняться, как она, глухо шумя одеждой, вышла.
Глава LХXIII. Скитания Эжена
«Вот балбес! — честил себя Эжен. Он снова не знал адреса, к тому же не имел при себе ни гроша на транспорт, ни пальто, и вернуться в запертую максову квартиру не представлял возможности. Сублимируя злость в чистую энергию, он бежал со всех ног — обратно в Сент-Оноре, к своему новому настоящему светскому другу. Усталости он не чувствовал, но где-то на полпути в нём шевельнулось благоразумие, и он заскочил остыть в магазин тканей.
— Где хозяин!? Мне нужен хозяин! — закричал ещё с крыльца, кометой прочертив фойе, чуть не повис на шее негоцианта Камюзо, — Дорогой господин, мне нужно очень много самой прочной ткани, такой, из которой делают паруса больших кораблей!
— Извините, сударь, я торгую шёлком, бархатом…
— Но вы должны знать, где достать любую материю.
— Нда, поискать я могу… Сколько вам нужно?
— Хотя бы тысячу квадратных метров.
— Не секрет, что вы собираетесь шить?
— Саван нищете и горю Парижа.
— Хм, — забеспокоился купец, — Как вы намерены расплатиться?
— Как угодно, только не деньгами.
— Да кто вы такой?
— Я брат моей сестры,… Корали, актрисы из «Жимназа».
Камюзо побледнел, обвис щеками, вгляделся в лицо незнакомца и увидел всё, что хотел.
— Я не обещаю добыть всю тысячу, — заговорил обрывисто, присапывая, — не гарантирую доброкачественности товара, но если очень надо…
— Вопрос жизни и смерти множества людей!
— Приходите через неделю-другую.
Эжен низко поклонился и помчался дальше.
Ему не пришлось долго стучаться в особняк де Марсе. Анри вышел в узорном кашемировом халате.
— Туча извинений, милый граф! Не найдётся ли у вас ещё одного плаща, шарфа, каких-нибудь ботинок ((на ногах у Эжена были домашние шерстяные туфли)), и не поведаете ли вы мне, где живёт генерал де Монриво?
— Нет ничего проще, — Анри дал знак слуге, — одевайтесь и отправляйтесь на самый стык Риволи и Маре, откуда ещё виден угол Лувра. Пятиэтажный дом, второй этаж, балконы с барельефами спящих под крестами гаргулий.
Проводив Эжена, он устало сказал камердинеру:
— Заприте. Больше никого не принимать. Мне нездоровится…
Эжен нашёл в кармане нового одеяния несколько луидоров, и, хотя считал расстояние ничтожным, побаловал себя фиакром. Указанный дом встретил его распахнутыми дверями.
— Господин Шарль? — радушнейше уточнил лакей.
— Он самый, — машинально ответил Эжен, скидывая обнову ему на руки.
— Господин Феликс ещё на службе; к полудню будет: он всегда обедает дома.
Однако, шутник этот де Марсе!..
— Ваш багаж уже прибыл, — докладывал новый слуга, — но апартаменты пока не готовы. Не угодно ли будет пройти в кабинет. Через минуту туда подадут кофе и — что-нибудь ещё?
— Нет, больше ничего. Спасибо.
«Поздравляю, самозванец! это тебе от Корали — царство ей небесное! Однако что и дёргаться? давно нужно было сюда, а с Монриво Макс разберётся сам… Кто бы ни был этот Шарль, у него плохая репутация, так что пусть; жаль, что багаж…» — играла мысль Эжена.
Сперва он попал в гостиную, затянутую сатином цвета огуречной мякоти, равномерно утыканным золотыми геральдическими лилиями. В куцых жардиньерках у дверей кустились тропические сорняки. Все стенные проёмы были замаскированы парчовыми ламбрекенами. Общая с кабинетом стена наполовину являлась камином, разглядывая которой Эжен даже присел на неизбежную полосатую кушетку, необычную только своими бараньими ножками. Собственно камина он увидеть не мог из-за экрана; экраном он и залюбовался. На щите был изображён поднявший хвост павлин с газельими очами и весь рыжий, хотя и с синими глазоподобными пятнами на перьях, превращающихся в огненную надпись ФЕНИКС. Эжен кивнул, улыбнулся удачному созвучию феникс-Феликс, а, глянув выше, нахмурился. Прямо над каминной топкой висел портрет немолодой дамы в тёмно-зелёном платье и чёрной шали. Ничего отталкивающего в ней не было, но своим верховенством она как будто уничижала эту красивую птицу, хозяйского тотема.