Происхождение украинского сепаратизма
Шрифт:
Но зборовским условиям так и не пришлось стать действительностью. Крестьянство не мирилось с положением, при котором лишь 40 000 счастливцев получат землю и права свободных людей, а вся остальная масса должна оставаться в подневольном состоянии. Крестьяне вилами и дубинами встречали панов, возвращавшихся в свои имения, чем вызвали шумные протесты поляков. Гетману пришлось, во исполнение договора, карать ослушников смертью, рубить головы, вешать, сажать на кол, но огонь от этого не утихал. Казни раскрыли народу глаза на роль Богдана, и ему, чтобы не лишиться окончательно престижа, ничего не оставалось, как снова возглавить народное ополчение, собравшееся в 1652 г. для отражения очередного польского нашествия на Украину.
В исторической литературе давно отмечено, что страшное поражение, постигшее на этот раз русских под Берестечком, было прямым результатом антагонизма между казаками и крестьянством.
Здесь не место давать подробный рассказ о восстании Хмельницкого, оно описано во многих трудах и монографиях. Наша цель — обратить внимание на нерв событий, ясный для современников,
Москва, как известно, не горела особенным желанием присоединить к себе Украину. Она отказала в этом Киевскому митрополиту Иову Борецкому, отправившему в 1625 г.|38: посольство в Москву, не спешила отвечать согласием и на слезные челобитья Хмельницкого, просившего неоднократно о подданстве. Это важно иметь ввиду, когда читаешь жалобы самостийнических историков на «лихих соседей», не позволивших будто бы учредиться независимой Украине в 1648—1654 гг. Ни один из этих соседей — Москва, Крым, Турция — не имели на нее видов и никаких препятствий ее независимости не собирались чинить. Что же касается Польши, то после одержанных над нею блестящих побед ей можно было продиктовать любые условия. Не в соседях было дело, а в самой Украине. Там попросту не существовало в те дни идеи «незалежности», а была лишь идея перехода из одного подданства в другое. Но жила она в простом народе, темном, неграмотном, непричастном ни к государственной, ни к общественной жизни, не имевшем никакого опыта политической организации. Представленный крестьянством, городскими жителями — ремесленниками и мелкими торговцами, он составлял самую многочисленную часть населения, но, вследствие темноты и неопытности, роль его в событиях тех дней заключалась только в ярости, с которой он жег панские замки и дрался на полях сражений. Все руководство сосредотачивалось в руках казачьей аристократии. А эта не думала ни о независимости, ни об отделении от Польши. Ее усилия направлялись как раз на то, чтобы удержать Украину под Польшей, а крестьян под панами, любой ценой. Себе самой она мечтала получить панство, какового некоторые добились уже в 1649 г., после Зборовского мира.
Политика казачества, его постоянные предательства были причиной того, что победоносная вначале борьба стала оборачиваться под конец неудачами для Украины. Богдан и его приспешники постоянно твердили одно и то же: «Нехай кождый з своего тишится, нехай кождый своего глядит — казак своих вольностей, а те, которые не приняты в реестр, должны возвращаться к своим панам и платить им десятую копу». Между тем, по донесениям московских осведомителей, «те де казаки попрежнему у пашни|39: быть не хотят, а говорят, что они вместе все за христианскую веру стояли, кровь проливали» [33] *.
33
Воссоединение Украины с Россией. Документы и материалы в 3-х томах. Т. 3. М., 1954. С. 174. (№ 82. Из статейного списка русских послов А. Прончищева и А. Иванова в Варшаву о переговорах с представителями польского правительства по вопросам, касавшимся Украины.)
Удивительно ли, что измученный изменами, изверившийся в своих вождях народ усматривал единственный выход в московском подданстве? Многие, не дожидаясь политического разрешения вопроса, снимались целыми селами и поветами и двигались в московские пределы. За каких-нибудь полгода выросла Харьковщина — пустынная прежде область, заселенная теперь сплошь переселенцами из польского государства.
Такое стихийное тяготение народной толщи к Москве сбило планы и расстроило всю игру казаков. Противостоять ему открыто они не в силах были. Стало ясно, что народ пойдет на что угодно, лишь бы не остаться под Польшей. Надо было либо удерживать его по-прежнему в составе Речи Посполитой и сделаться его откровенным врагом, либо решиться на рискованный маневр — последовать за ним в другое государство и, пользуясь обстоятельствами, постараться удержать над ним свое господство. Избрали последнее.
Произошло это не без внутренней борьбы. Часть матерых казаков во главе с Богуном откровенно высказалась на Тарнопольской раде 1653 г. против Москвы, но большая часть, видя как «чернь» разразилась восторженными криками при упоминании о «царе восточном», приняла сторону хитрого Богдана.
Насчет истинных симпатий Хмельницкого и его окружения двух мнений быть не может — это были полонофилы; в московское подданство шли с величайшей неохотой и страхом. Пугала неизвестность казачьих судеб при новой власти. Захочет ли Москва держать казачество как особое сословие, не воспользуется ли стихийной приязнью к себе южнорусского народа и не произведет ли всеобщего уравнения в правах, не делая разницы между казаком и вчерашним хлопом? Свидетельством такого тревожного настроения явилась идея крымского и турецкого подданства, сделавшаяся вдруг популярной среди старшины в самый момент переговоров с Москвой. Казачьей элите она сулила полное бесконтрольное хозяйничанье в крае под покровительством такой власти,|40: которая ее совсем бы не ограничивала, но от которой можно всегда получить защиту.
В середине 1653 года Иван Выговский рассказывал царским послам о тайной раде, на которой присутствовали одни полковники да высшие войсковые чины. Там обсуждался вопрос о турецком подданстве. Все полковники на него согласились, за исключением киевского Антона Ждановича да самого Выговского. Подчеркивая свое москвофильство,
34
Там же. С. 307. (№ 166. Из статейного списка посольства А. Матвеева и И. Фомина к гетману Богдану Хмельницкому о положении на Украине и о стремлении украинского народа к объединению с русским народом.)
Турецкий проект — свидетельство смятения казацких душ, но вряд ли кто из его авторов серьезно верил в возможность его осуществления по причине одиозности для народа турецко-татарского имени, а также потому, что народ уже сделал свой выбор. Роман Ракушка-Романовский, известный под именем Самовидца, описывая в своей летописи переяславское присоединение, c особым старанием подчеркнул его всенародный характер: «По усией Украине увесь народ с охотой тое учинил».
То был критический момент в жизни казачьей старшины, и можно понять нервозность, с которой она старалась всеми способами получить от царских послов документы, гарантирующие казачьи вольности. Явившись к присяге, старшина и гетман потребовали вдруг, чтобы царь в лице своих послов присягнул им со своей стороны и выдал обнадеживающие грамоты. «…Николи не бывало и впредь не будет,— сказал стольник Бутурлин,— и ему… и говорить было о том непристойно, потому что всякой подданной|41: повинен веру дати своему государю» [35] *. Он тут же, в церкви, объяснил Хмельницкому недопустимость такой присяги с точки зрения самодержавного принципа. Столь же категорический ответ был дан через несколько дней после присяги, когда войсковой писарь И. Выговский с полковниками явился к Бутурлину с требованием «дать им письмо за своими руками, чтобы вольностям… и маетностям быть попрежнему». При этом послам было сказано, что если они «такова письма не дадут и стольником де и дворяном в городы ехать не для чево, для того что всем людем в городех будет в сумненье» [36] *. Это означало угрозу срыва кампании по приведению к присяге населения Малороссии. Послов пугали опасностью передвижения по стране вследствие разгула татарских шаек. Послы не испугались и ни на какие домогательства не поддались, назвав их «непристойными». «Мы вам и преж сего сказывали, что царское величество вольностей у вас не отнимает, и в городех у вас указал государь до своего государева указу быть попрежнему вашим урядником и судитца по своим правам и маетностей ваших отнять государь не велит»*. Бутурлин настаивал лишь на том, чтобы казаки, вместо требования гарантийного документа, обратились к царю с челобитьем. Просимые блага могут быть получены только путем пожалования со стороны монарха.
35
Воссоединение Украины с Россией. Т. 3. С. 465. (№ 205. Статейный список русского посольства во главе с В. Бутурлиным о торжественной встрече послов населением Украины, о Переяславской Раде, условиях воссоединения Украины с Россией и о принятии присяги населением украинских сел и городов.)
36
Там же. С. 475. (№ 205.)
Не будем здесь вдаваться в рассмотрение самостийнической легенды о так называемой «переяславской конституции», о «переяславском договоре»; она давно разоблачена. Всякого рода препирательства на этот счет могут сколько угодно тянуться в газетных статьях и в памфлетах — для науки этот вопрос ясен. Источники не сохранили ни малейшего указания на документ, похожий хоть в какой-то степени на «договор» [37] . В Переяславле в 1654 г. происходило не заключение трактата между двумя странами, а безоговорочная присяга малороссийского народа и казачества царю московскому, своему новому суверену.
37
Сюжет этот исчерпывающе освещен в работе: Мякотин В. А. Переяславский договор 1654 года. Прага, 1930. 28 с.
Не обещавший ничего в момент принятия присяги, царь оказался потом необычайно щедрым и милостивым к|42: своим новым подданным. Ни одна почти их просьба не осталась без удовлетворения. Сущей неправдой должно быть объявлено утверждение М. С. Грушевского, будто «далеко не все эти желания были приняты московским правительством». Москва дала уклончивый ответ только на просьбу о жаловании запорожскому войску. Бояре при этом ссылались на частный разговор Хмельницкого с Бутурлиным в Переяславле, в котором гетман сказал, что на жаловании не настаивает. Москва, однако, вовсе не отказалась платить казакам, она лишь хотела, чтобы жалованье шло из тех сумм, что будут собираться с Украины в царскую казну, и потому откладывала этот вопрос до упорядочения общих фискальных дел.