Происшествие на кладбище Пер-Лашез
Шрифт:
— А вот и наш папаша Лашез! — громогласно поприветствовала она вошедшего старика. — Садись поближе к огню! Хочешь супу?
Не дожидаясь ответа, она поставила перед ним дымящийся горшочек.
— Надеюсь, хлеб ты принес? Не забыл, что я тут хлеба не подаю?
— Обойдусь. Подай мне полсетье [15] красного.
— Слушаюсь, мой генерал.
Съев суп и выпив вино, папаша Моску осоловел и, когда хозяйка похлопала его по плечу, едва не свалился со стула от испуга.
15
Старинная мера жидкостей.
— Готовь денежки, старик, ты последний, все разошлись, я закрываю лавочку.
— Мне нужен твой совет, красавица. Я хочу избавиться от одной фамильной драгоценности…
— Показывай. — Она поднесла кольцо к свету. — Мне нравится. Где ты его стянул, старый прохвост?
— Получил в наследство от родственницы.
— Ври кому-нибудь другому. Я его возьму, но вместо денег буду месяц кормить тебя до отвала, идет?
Они затеяли долгий спор, и старик одержал победу: месяц превратился в три. Виктор наблюдал за посетителем и кабатчицей через окно. Он обрадовался, что отыскал папашу Моску, и решил дождаться его, укрывшись в сарае. Ждать ему пришлось почти полчаса: старик вышел в тот самый момент, когда Жозеф выскочил из фиакра на другом конце улицы.
Не подозревая, что за ним следят, папаша Моску направился к Тамплю. За ним по пятам следовал Виктор, которого, в свою очередь, «вел» Жозеф.
Старьевщики зазывали покупателей, нахваливая свой товар:
— Отличное пальто! Взгляните на этот потрясающий фрак, мсье!
Сытый и довольный, папаша Моску на ходу приветствовал знакомых. Он как будто кого-то искал. Неожиданно он врезался в собравшуюся вокруг разносчика толпу, вынырнул рядом с полицейским и принялся кашлять, что-то невнятно бормоча, а потом отхаркался в сторону второго агента. Виктор застыл перед грудой подсвечников и не заметил Жозефа, наблюдавшего за происходящим из-за штабеля матрасов. Стражи порядка призвали на помощь своего бригадира.
— Что случилось? — спросил он.
— Вообразите, шеф, этот человек нарочно кашлянул мне в лицо. Я спросил, в чем дело, а он ответил: «Не собираюсь с тобой разговаривать!» — и толкнул моего товарища.
— Я сразу понял, что этот тип — смутьян, — подхватил его напарник. — Когда я подошел, он сплюнул в мою сторону. Я приказал ему прекратить, а он заорал: «Грязный легавый! Разве не видишь, что я болен?»
Бригадир смерил папашу Моску строгим взглядом.
— Что скажете в свою защиту?
— Простите, полковник, бронхи у меня забиты…
— Разве это дает вам право харкать в лицо служителям правопорядка?
— Со всем моим уважением, командир, но кашель ведь не сдержишь!
— Можно прикрыть рот ладонью! Кроме того, вы, если не ошибаюсь, назвали моего подчиненного «грязным легавым»!
— Я?! Да никогда в жизни, император мне свидетель! Я всего лишь посетовал на собственные несчастья и хворобу!
— Вы усугубляете свою вину, поминая императора. Забираю вас в участок, там уж я вылечу вашу простуду.
Папаша Моску воззвал к окружающим, и Виктор едва успел спрятаться за кучей тряпья.
— Какая несправедливость! — вопил старик. — Это все из-за Груши! Это он сказал: «Легавый! Грязный легавый!» — и удрал, а я расплачиваюсь!
На самом деле папаша Моску был страшно доволен, что полицейские отведут его в участок, но продолжал ломать комедию.
— Бедняга чокнутый, а они его загребли, какой позор! Инфлюэнца есть инфлюэнца! — воскликнула одна из старьевщиц.
Раздались свистки и улюлюканье, шуточки и насмешки. Жозеф увидел, что Виктор присоединился к толпе зевак, сопровождавшей папашу Моску, и, напомнив себе девиз Лекока: «Тот, кто вовремя стушевался, видит яснее, выйдя из тени», решил применить его на практике.
Виктор дождался, когда зеваки разошлись, вошел в комиссариат и поинтересовался у дежурного судьбой старика.
— Не беспокойтесь, проведет ночь в камере и успокоится. Учитывая погоду, так для него же будет лучше.
Виктор поблагодарил дежурного и вышел на улицу, решив вернуться на рассвете и забрать старика. Небо стало свинцовым, на грязных тротуарах таяли снежинки. Виктор зажал трость подмышкой, сунул руки в карманы и пошел прочь. Вслед ему из-под козырька подъезда смотрел худенький лицеист.
— Погода совсем рехнулась, — проворчал Жозеф, вытирая ноги о коврик перед бюстом Мольера.
— Вы его потеряли! — воскликнула Таша.
— Меня едва не застукали, и я счел за лучшее скрыться, но, если хотите, могу вернуться… — ответил раздосадованный юноша.
Он сделал вид, что хочет обслужить двух рассматривавших новинки франтов, но Таша удержала его за рукав.
— Не сердитесь, я просто очень волнуюсь. Рассказывайте, прошу вас.
Жозеф дал ей детальный отчет.
— Не бойтесь, опасность патрону не грозит, я не дам его в обиду.
— Спасибо, Жожо, я знаю, что могу на вас положиться. Мне пора. Напомните мсье Легри, что мы с ним встречаемся вечером в «Золотом солнце».
Таша ушла. Франты оплатили «Современные маски» Фелисьена Шансора, и Жозеф, вскарабкавшись на любимую лесенку, принялся просматривать газету «Сьекль» в поисках новостей о Денизе. Он ничего не нашел, но одна статья привлекла его внимание.
До сегодняшнего дня дело о неопознанном трупе, выловленном в Сен-Назере, никак не продвигалось, и звезда господ Горона и Лекашера готовилась закатиться. Однако позавчера рано утром инспектор Лекашер обратил внимание на короткую информацию в «Котидьен де Л'Уэст», в которой упоминалось о том, что докеры нашли бумажник, застрявший за контейнером в трюме № 2 грузового судна «Гоэланд». Бумажник находился в крайне плачевном состоянии, но в нем оказались документы, которые были отосланы в префектуру на экспертизу.
Жозеф вклеивал вырезку в блокнот, когда появился Виктор.
— Хорошо, что вы вернулись, патрон. Из-за непогоды клиентов у нас немного, так что есть время пораскинуть мозгами. Я все время думаю о Денизе…
— Я тоже, но пока ничего не ясно.
Беседу прервал приход любителя иллюстрированных изданий о бабочках. Жозеф шепнул Виктору:
— Мадемуазель Таша ждет вас в девять вечера в «Золотом солнце».
В оранжевом свете газовых фонарей по бульвару Сен-Мишель текла толпа спешащих по делам студентов, вольных преподавателей и разношерстных представителей богемы. Всех их как магнитом влекло на террасы кафе, где правила бал богиня грез и забытья, «зеленая фея» — абсент. Сидя за столиками, они лорнировали ножки проходивших мимо женщин, которые приподнимали юбки, чтобы не запачкать подол талым снегом. Представительницы прекрасного пола бежали на свидание или спешили на остановку омнибуса неподалеку от массивного фонтана.