Происшествие в Утиноозерске
Шрифт:
Наконец водолаз поднялся на борт. Он был бледен и заговорил не сразу. Вместо ящера он обнаружил на дне с полсотни гипсовых спортсменок, сваленных в живописную груду. Могучие красавицы, вооружившись веслами, ядрами и копьями, зеленели от времени и обиды, пугая обитателей подводного царства. Одна из них упала, придавив грудью шланг водолаза, и он едва не погиб от удушья.
Находка эта заинтересовала лишь археологов, предположивших, что обнаружены произведения древних мастеров. Впрочем, гипотеза не подтвердилась. Удалось установить, что лет тридцать назад девушки- спортсменки украшали парки Утиноозерска. Каким образом они оказались на дне озера — до сих пор остается загадкой…
Неудача Притальева вдохновила его противника на творческий
«Предположим, что ящер питается рыбешкой, — рассуждал Василий Степанович. — Тогда он пойдет туда, куда пойдет рыбешка. А рыбешке хорошо там, где хорошо кормят. А хорошо кормить ее будем мы!»
И «северяне» приступили к делу. Они закупали крупы мешками, согласно списку, составленному Гужевым, и везли их в свой лагерь. Там, на берегу священнодействовал над котлами сам Василий Степанович. Он не просто варил каши — он творил! У Бандуилова, наблюдавшего за его одухотворенным лицом, возникло даже подозрение, что в Гужевом гибнет великий кулинар. В специальных бутылочках и баночках он хранил всевозможные приправы и специи: от пахучей мексиканской травки «куагильос» до таинственных пепельных зерен «гвонго-гвонго», похожих на маленькие сердечки. Все это смешивалось лишь ему одному известным способом. От котлов шел такой дух, что к стану «северян» со всех сторон потянулись туристы и бродячие собаки.
Готовый продукт на лодках и катерах доставлялся в заданный район. Это было грандиозное зрелище! Прикорм разбрасывался на площади в четыре квадратных километра. Пир для обитателей озера удался на славу. Подводные кинокамеры бесстрастно снимали пространство, кишевшее рыбой, и если бы кадры эти могли видеть браконьеры, из груди их, наверняка, вырвался бы тяжкий стон. Тем не менее, замысел Гужевого оправдался лишь частично: он сумел собрать, пожалуй, всю рыбу в зоне прикорма, но осторожный ящер за ней не последовал…
Лавр Григорьевич, недовольный деятельностью Притальева и Гужевого, устроил им разнос, предупредив, что дает им на поиски еще месяц, после чего, если животное не будет обнаружено, отстранит их от задания и отберет лаборатории. Хотя отобрать лаборатории до перевыборов на Ученом Совете он не мог, Юрий Валентинович и Василий Степанович заволновались и попытались вступить в переговоры с целью объединить усилия. Они встретились в «нейтральных» водах, подплыв друг к другу на лодках, и в течение получаса беседовали с глазу на глаз. Содержание их разговора осталось неизвестным, но, судя по их лицам и плохому настроению при возвращении, договориться им так и не удалось.
Многие утиноозерцы считали, что ученые бьют на озере баклуши вместо того, чтобы работать как следует. Не случайно, когда городская газета объявила конкурс на лучший проект поиска ящера, в редакцию пришли сотни писем. У нас нет возможности пересказывать все идеи, поэтому ограничимся лишь проектом, получившим первую премию. Служащий Крохальский предложил опустить в озеро мощный сепаратор, который бы заставил вращаться всю массу воды. Тогда, по законам физики, самые крупные предметы, в том числе и ящер, двигались бы рядом с берегом. Мысль, безусловно, была интересная, но к сожалению, технически неосуществимая…
Притальев, обеспокоенный своей судьбой, обратился к Горячину с просьбой: дать разрешение на использование аппарата «Посейдон». Лавр Григорьевич, поколебавшись, просьбу удовлетворил. Злополучную машину доставили на берег озера и эксперимент начался.
Никто не знал, какие именно сигналы заставят ящера выйти из воды. Первый же пуск дал неожиданный эффект. Через минуту после того, как установка заработала в режиме излучения, к «Посейдону», отчаянно мяукая, сбежались со стороны города легионы котов с наглыми прохиндейскими физиономиями. Они орали до тех пор, пока инженеры не выключили установку. От дальнейших попыток использовать «Посейдон» отказались.
В это напряженное время в Институт пришла телеграмма. Знаменитый Жан-Жак Дебре, исследователь морей и океанов, единственный в мире человек, побывавший на дне Марианской впадины, изъявил желание участвовать в поисках ящера. Он готов был прибыть в Утиноозерск без промедления вместе с десятью помощниками и своим замечательным батискафом.
Нельзя сказать, что эта телеграмма обрадовала Лавра Григорьевича: делить славу ему не совсем хотелось. Но, с другой стороны, он надавал столько обещаний и обязательств обнаружить ящера до наступления зимы, что отказываться от услуг многоопытного Дебре было бы просто неразумно. Именно поэтому Жан-Жаку ответили согласием.
Но приехать Жан-Жак не успел…
Авторское отступление, первое и последнее
Ах, как хотелось бы нам описать торжественный момент прибытия Жан-Жака в Утиноозерск, первое погружение его батискафа, длительные поиски, полные риска, и, наконец, долгожданную встречу с неуловимым динозавром. В нашем воображении столько раз возникала эта волнующая картина, что перо само тянется к бумаге, опережая события…
Почти у самого дна медленно ползет батискаф, похожий на блюдце, накрытое блюдцем. Внутри — двое мужественных акванавтов. Луч прожектора выхватывает из безмолвного мрака мигом захлопнувшиеся створки раковины, узкую рыбешку, блеснувшую, точно лезвие, бревноподобного сома, потерявшего счет прожитым годам и впавшего в детство, торчащее из ила горлышко бутылки, в которой кто-то успел поселиться. Прижавшись лицом к иллюминатору, так что нос его слегка сплюснут, вторые сутки подряд вглядывается Жан-Жак в подводный мир Утиного озера. И вдруг вдали возникают очертания какого-то холма. В предчувствии необыкновенного пульс исследователя подскакивает до ста двадцати ударов в минуту. Интуиция подсказывает ему, что ЭТО свершится сейчас. Холм все ближе и ближе, и вот уже ясно, что это никакой не холм, а именно он — древний гигант! Ящер, по-видимому, отдыхает, небрежно развалясь на подводном пастбище. Возможно, он спит и потому подпускает к себе батискаф так близко. Пятьдесят… сорок… тридцать… двадцать метров разделяют акванавтов и животное. Луч прожектора и стрекот кинокамер, вероятно, будят ящера. Глаза его медленно приоткрываются и удивленно смотрят на батискаф. Взгляды Жан-Жака и динозавра встречаются. Крупным планом — большие и печальные глаза животного. Крупным планом — умные, не мигающие глаза человека. И вот уже первая ниточка взаимопонимания протягивается между ними… Здесь мы вынуждены решительно себя одернуть, ибо ничего этого не произошло, хотя и могло произойти.
Увы, читатель, нелепая случайность вмешалась в описываемые события, оборвав наше повествование, как обрывает жизнь грузовик, внезапно вылетевший на тротуар…
«Понятно, — поморщится читатель, чувствуя себя обманутым. — Сначала насочиняют с три короба, а после не знают, как связать концы с концами. Вот и зовут на помощь «нелепую случайность!»
Постой, читатель, не торопись с поспешными суждениями. Разве не почувствовал ты, что мы ничего не сочиняли, а лишь следовали за реальными событиями? Разве не понял ты, что нам гораздо приятней и легче было бы довести эту историю до логической развязки и точно ответить на вопрос о ящере, чем ограничивать себя неожиданным финалом? И все же мы предпочитаем куцый, раздражающий глаз финал, ибо считаем, что автор не должен жертвовать истиной ради своего или читательского интереса.
Да и само понятие «нелепая случайность», если копнуть поглубже, не очень-то верное. Если вернуться, скажем, к примеру с грузовиком, вылетевшим на тротуар, то надо учесть, что за рулем его сидел крепко выпивший водитель. Следовательно, эпизод этот отражает конкретное зло, называемое пьянством, и потому считать его случайным было бы неверно.
Вот почему, решительно наступив на горло собственной песне, мы приступаем к самой последней и самой короткой главе.