Произведение в алом
Шрифт:
«Жаль! Ах, как жаль, - вздохнул я про себя, - что вся эта веселая, бесшабашная вакханалия умирает так рано!..»
Печальный, присел я на пустой ящик перед какой-то лавкой, в кустарно сколоченной из реек витрине которой болтались подвешенные за волосы бородатые человеческие головы... Невольно содрогнувшись при виде этих жутковатых сувениров, я присмотрелся внимательнее: нет, они принадлежали не «спасителям отечества», это были всего-навсего резные кокосовые орехи - немые свидетельства того, что и в далекой знойной Африке процветают искусства, способные с такой поразительной точностью воссоздать именно ту часть тела, которая у многих представителей homo sapiens мало чем отличалась от сих тропических плодов.
Как могло случиться то, что произошло в следующее мгновение, я не знаю; внезапно мне
вскинув глаза, я увидел, что это был вовсе не припозднившийся шуцман, а всего лишь Луна...
Врач, конечно же, будет утверждать, что все это мне приснилось, так как у луны нет рук. Я же на это отвечу так: «Оставьте меня в покое с вашими диагнозами, господин доктор! Ведь вы ничего не смыслите в анатомии космических спутников».
Итак, Луна положила руку на мое плечо.
– О, какое счастье - встретить в сей унылой земной юдоли на туру тонкую и возвышенную! Ведь вы, сударь, поэт...
– страстным шепотом выдохнула она мне в ухо и тут же замолчала, слов но ожидая с моей стороны изысканных комплиментов.
Опасаясь, как бы высокородная дама не заказала в свою честь лирические стихи (разумеется, даром!), я, мгновенно смекнув, что с небесными телами - не путать с пасторами!
– отношений лучше не портить, попробовал вежливо отговориться:
– Увы, мадам, перед вами всего лишь жалкий ремесленник, подвизающийся на ниве искусства. Я не хватаю звезд с неба, приземленный штиль моей прозы больше тяготеет к суровой правде жизни, скажу как на духу: для меня мюнхенское народное творчество - это предел мечтаний...
– Не заговаривайте мне зубы, сударь! Вы поэт, и мне это очень хорошо известно, несмотря на то что вы так до сих пор и не удосужились воспеть «мой бледный, подернутый вуалью меланхолии лик» в стихах, - бесцеремонно перебила меня Луна.
– Вот только не пытайтесь по примеру своих слишком уж чувствительных собратьев по перу разжалобить меня слезами, со мной такие фиглярские фокусы не проходят!..
Так и сидели мы друг против друга - она на пустой пивной бочке, я на своем кособоком ящике. Время от времени капризная дама выпускала изо рта струйки белесого дыма, который стелился над моей головой сизым призрачным облаком. Конечно, это мог быть и ночной туман, но от версии сей разило таким безнадежно скучным мещанским благоразумием, что я немедленно от нее отказался, а тут еще снова этот вездесущий врач, безапелляционная реплика которого: «Ну разумеется, это он и был!»
– вызвала во мне бурный протест: «Господин доктор, будь моя воля, я бы раз и навсегда запретил подобное всезнайство! Я что, о чем-нибудь вас спрашивал? Нет? В таком случае, пожалуйста, воздержитесь от ваших глубокомысленных замечаний!»
Похоже, Луне эта моя, скажем прямо, не очень светская манера выражаться настолько понравилась, что она мне заговорщицки подмигнула.
– Не хотите ли позабавиться и заглянуть ненадолго в один из этих балаганов?
– доверительно предложила заметно повеселевшая небожительница, явно пытаясь развеять мое дурное настроение, и указала на стоявший неподалеку шатер, на котором цветными кусочками стекла было выложено:
Я удивился, так как еще несколько часов назад из этих же самых стеклышек слагалась совсем другая надпись:
«Ну и что дальше?..» - уже слышится мне иронический смешок неугомонного врача, но, прежде чем я успел довольно грубо его осадить, моего слуха коснулся нежный, как флейта, голос Луны:
– Никогда не позволяйте дневным впечатлениям, сын мой, вводить вас в заблуждение! Гм... «Первое мировое жаркое из пушечного мяса»?.. В этом названии явно скрыт какой-то намек, конечно же хромающий на обе ноги и такой же смутный и обманчивый, как все, что открывается взору при солнечном свете.
– Мертвенно-бледная дама склонилась к самому моему уху и, словно опасаясь, как бы ее кто-нибудь (быть может, врач?) не подслушал, стала поспешно нашептывать: - Да и само солнце вовсе не так реально, как вам тут на земле кажется, оно всего лишь неверное
колоссальных масс раскаленной металлической пыли, сгустившихся вокруг этого блуждающего отблеска, явившегося из бездны Вселенной. Современные астрономы об этом не догадываются, они всерьез полагают, что солнце - гигантское небесное тело. Как бы не так, солнце - это жалкий призрак, мираж, иллюзия, одним словом - пшик, я же, напротив, сама реальность, - и, забыв на миг о хороших манерах, моя экзальтированная собеседница в подтверждение своих слов с такой силой стукнула себя в грудь, что вокруг ее безукоризненно круглой головы возник красноватый ореол.
– Да будет вам известно, сын мой, что это я прародительница всех земных вещей. Это я внушаю людям мысли и одновременно уверенность, что они родились в их истощенном мертвящим рационализмом сознании. Неужели вы думаете, что если бы дневная половина Октоберфеста имела хоть какое-то отношение к реальности, то этим скудоумным ханжам из мюнхенской полиции, столь ревностно пекущимся о незыблемости бюргерской морали, удавалось бы ежедневно, ровно в одиннадцать вечера, прекращать мою карнавальную дьяблерию?.. Пойдемте, сын мой, я покажу вам обезьяний театр профессора Бараноффа. Он русский и потому пользуется моей особой благосклонностью. Но знайте, обезьяний театр - это мое детище! Рекомендую, настоящее лунатическое действо! Это вам не какой-нибудь унылый дневной аттракцион, а безумная, не имеющая ничего общего со здравым смыслом сомнамбулическая мистерия, которую можно лицезреть только на моей, ночной, половине Октоберфеста! О, если бы вы знали, как я люблю дирижировать приливами и отливами мировой истории!..
– вздохнула она, мечтательно закатив очи, и вдруг, откровенно манкируя своей принадлежностью к высшему свету, ухмыльнулась с вульгарностью уличной проститутки.
Небрежным жестом откинув полотняный полог шатра, эпатажная дама пригласила меня войти. Рука об руку мы вступили под сумрачные своды...
Высокий худощавый господин во фраке, с бронзовым хищным мефистофельским профилем, велеречиво разглагольствовал на подиуме. В высшей степени изысканная публика, сплошь состоявшая, насколько можно было судить по одухотворенным,
отмеченным истинным благородством физиономиям, из коммерческих советников, затаив дыхание внимала его словам.
Заметив шедшую под ручку со мной Луну, Мефистофель прервал на миг свою речь, незаметно кивнул моей экстравагантной спутнице и, стараясь не привлекать к ней внимание аудитории, поспешно продолжил:
– Итак, господа, с помощью разработанной мной методы становится возможным не только устранять эти отвратительные, назойливо бросающиеся в глаза признаки старения и пролонгировать жизнь даже рядовым членам ваших многоуважаемых фирм, но и вплоть до конца времен даровать бессмертие тем немногим избранным, кои имеют честь принадлежать к высшему сословию крупнейших магнатов Германии! Вы только представьте себе, какие выгоды сулит мое открытие для финансовых кругов, в первую очередь для их могущественных представителей в прирейнской области! Вы сможете непрерывно, из века в век, преумножать свой капитал за счет тех малоимущих слоев населения, которым будет не по карману оплатить продление жизни!
– (Чувство глубокого удовлетворения отразилось на лицах взволнованных слушателей.) - А теперь внимание, господа, имею честь сообщить вам, что исполнились вековые чаяния многострадальных потомков Адама, ибо мне удалось наконец обнаружить в человеческом организме тот самый мифический источник бессмертия, который люди с незапамятных времен пытались отыскать где угодно, только не в самих себе. И знаете, где он сокрыт? Не буду томить вас ожиданием и ходить вокруг да около, скажу прямо и откровенно: в половых железах! Наличие оных, как вам, конечно, известно, помимо... гм... всяких глупостей - ничего не поделаешь, господа, седина в бороду, бес в ребро!
– позволяло надеяться на то, что когда-нибудь ваша процветающая фирма, а вместе с ней и весь капитал, перейдет к вашему прямому наследнику. Сама по себе такая надежда, разумеется, не может не радовать, но тут неизбежно возникает вполне закономерный вопрос: кто, позвольте спросить, поручится, что сей... гм... прямой наследник происходит от ваших собственных половых желез, а не от каких-нибудь инородных, нежелательных и,