Производные счастья
Шрифт:
— Тоша, закрывайтесь сами, — чтобы не сорваться на откровенный мат, Северинцев покинул оперзал.
В предоперационной он стянул с головы оптику, и сев на табурет, прикрыл глаза.
«Ну, о какой замене вообще может идти речь, если без Нары здесь как без рук! А её отсутствие вгоняет меня в депрессию!»
— Насть, ну что ты в самом деле, — услышал он голос Логинова, — неужели так трудно сделать всё как положено? Север — не Макарыч, подсказывать не будет.
— Я понятия не имела, что он такой, — оправдывалась Настя, — другие хирурги всегда говорят, что им нужно. Что так трудно рот открыть?
— Хм,
— Нарка никогда ничего не говорит. Он вообще молчунья и сплетен не любит.
— Молодец, девчонка! Уважаю! Эх, жалко, что на больничку села. Север не любит новеньких, особенно таких бестолковых как ты, — хмыкнул Мезенцев.
Все следующие операции, Северинцеву ассистировала Елизавета Рафаиловна — старшая операционная сестра.
Александр стоял у окна с чашкой в руке и смотрел как сотрудники клиники расходятся по домам. Просто для того, чтобы отвлечься от одолевавших его дум. Пока он оперировал, выработанная годами привычка абстрагироваться, помогла выбросить из головы все ненужные мысли и волнующие образы. Но сейчас, когда выдалась свободная минутка, всё вернулось с удвоенной силой. И утренняя встреча с Нарой только усугубила ситуацию. Один господь знает, чего ему стоило сохранить невозмутимость и не наброситься на неё прямо в лифте. И одними поцелуями дело бы явно не ограничилось.
Это было какое-то наваждение! Стоило только этой женщине оказаться в непосредственной близости, как сводящее с ума желание скручивало его в бараний рог и это уже превращалось в проблему. Хотя ещё два дня назад они были едва знакомы.
И какого дьявола он поперся в тот вечер именно этим маршрутом?
Он сделал глоток и снова бросил взгляд в окно, краем глаза заметив, как его сегодняшняя ассистентка садится в сверкающую вишневым лаком новенькую «японочку».
«Вертихвостка, — неприязненно подумал он, — безответственная, безнравственная вертихвостка! Терпеть таких не могу».
Он вернулся к столу и сел в кресло.
Конечно плохо, что Нара заболела. Но с другой стороны, её отсутствие давало возможность разобраться в себе и трезво оценить ситуацию.
Из раздумий его выдернул вызов в приёмное отделение. Но всё обошлось без его вмешательства. Не осложнённый инфаркт — прерогатива кардиологов. Он вернулся к себе на этаж, сделал плановый вечерний обход, потом сходил в детскую реанимацию навестить двух своих маленьких пациентов и убедившись, что всё в порядке, вернулся к себе.
В конце концов ближе к полуночи, Северинцеву всё же удалось прийти к согласию с самим собой.
«Пусть пройдёт время, — решил он, — не стоит принимать необдуманных решений. Возможно именно неофициальные посиделки в её маленькой квартирке и спровоцировали неконтролируемый гормональный взрыв, из-за которого я даже спокойно пройти мимо неё не могу».
Он уже собрался немного вздремнуть на диване — бессонная ночь и суматошный день давали о себе знать, когда тишину кабинета нарушил телефонный звонок.
В приёмнике он обнаружил двух злющих кардиологов и дежурившего сегодня Мезенцева. На каталке лежал молодой мужчина, но худое измождённое лицо и полные страха и боли глаза, делали его почти стариком.
— Что тут у нас? — Он подошёл к каталке.
— Подозрение на аневризму.
Однако, после обследований и собранного анамнеза выяснилось, что три года назад у мужчины была выявлена саркома средостения — очень редкий и тяжело диагностируемый вид рака. Его отправили в онкологическую клинику. Но он вместо этого по совету супруги, которая видимо была из разряда тех, кто считает всех вокруг идиотами, зато себя шибко умной и чрезвычайно образованной, отправился по городам и весям в поисках целителей. Которые поили его травками, целебным козьим молочком и от души парили в бане, заговаривая хворь. И вот результат — обширная опухоль с распадом и метастазами. Задевшая часть аорты, проросшая в легочную артерию и превратившая лёгкое в кусок гнилого мяса.
Едва взглянув на открывшуюся картину, Северинцев знал — парень обречён. Но тем не менее почти шесть часов простоял в операционной, не обращая внимания на затёкшую спину, плечи и боль в ногах. Ведя неравный бой, даже не с болезнью, а с непроходимой человеческой глупостью.
Лишь когда в тишине операционной тонко запищал кардиомонитор, выдавая ровные шесть полос — ниточки только что угасшей жизни, он медленно и очень аккуратно положил в лоток окровавленный инструмент и снял забрызганные маску и оптику:
— Зашивайте.
Проходя по коридору мимо рыдающей жены только что умершего человека, ему хотелось не пожалеть её, а от души врезать между глаз. За то, что вместо того чтобы хватать под мышку своего подкаблучника и сломя голову нестись к онкологам, она своим идиотским «я самая умная, а остальные пошли на фиг», свела его в могилу.
Вернувшись в кабинет, он рухнул лицом в подушку и закрыл голову руками. Бесконечно длинные сутки начавшиеся с мелких неприятностей, закончились трагедией. В которой он, по большому счёту не был виноват. Если бы не дура-баба, если бы не прорвались поражённые сосуды, если бы у него в запасе было чуть больше времени, если бы… как много этих «если», из-за которых полчаса назад погиб молодой мужчина.
— Можно? — Волков бочком протиснулся в приоткрытую дверь и остановился на пороге за пятнадцать минут до плановой утренней летучки.
— Заходи, Вова, хватит на косяке висеть.
Северинцев сидел, положив ногу на ногу и обняв руками спинку дивана. На столе лежала непочатая пачка сигарет. Вид у него был злой и очень усталый. Володя уже знал от дежурной сестры, что у Северинцева ночью умер пациент, поэтому решил отложить трудный разговор на «потом». Саня и в лучшем то расположении духа неизвестно как отреагировал бы на подобное откровение. А уж соваться к нему сейчас, значило нарваться на крупную ссору. А ссориться с ним Вове не хотелось.
— Ты что начал курить? — изумился Волков, зная, как ревностно относится друг к своему здоровью.
— С такой жизнью, Вова, не только курить научишься, но и в запой уйдешь, пожалуй. Нет. Это я у Лерки отобрал. Нечего с младых ногтей свою жизнь на дым переводить. А ты чего пришёл-то?
— Да так. Завтра суббота. На шашлычки к нам заехать не хочешь? Наташка очень звала, да и Ксюха постоянно спрашивает, куда ты подевался. Развеешься опять же.
Северинцев улыбнулся, вспомнив свою любимую непоседу-крестницу- четырнадцатилетнюю Вовкину дочку.