Производные счастья
Шрифт:
— Я малышей очень люблю.
— Это правильно. Так что не тушуйся. Всё будет в порядке. Да и характер у тебя лёгкий, быстро со всеми сойдёшься.
— Ага.
— Как здоровье Нары?
— Ой, дядя Саша, всё хорошо! Нарусик уже почти поправилась. Только задумчивая всё время какая-то и грустная. А почему вы не пришли?
— Маш, я занят был.
— Да мы так и поняли, — кивнула головой Маша. — Но мы вас всё равно ждали. А Нарусик так особенно.
— С чего ты взяла?
— Да так. Догадалась. Я вообще очень проницательная.
— Сиди уже, проницательная.
— И ничего не болтушка, — обиделась Маня, — я правду говорю. Ждала она вас.
— Я приеду. Сегодня вечером.
— Ура!
Маша ещё что-то болтала про себя, Северинцев не вслушивался. В этот момент в его голове рождалась идея.
…- Всё, Маш, поезд дальше не идёт.
— Мы уже приехали? Так быстро! Я в троллейбусе полчаса бы тряслась.
— Давай, беги. Удачного дня тебе.
— И вам! Спасибо. Мы увидимся на работе?
— Думаю нет. Хотя, всё возможно.
Маша убежала, а Северинцев достал из кармана трубу.
— Тош, это я, — сказал он, когда Антон ответил, — как там у нас дела?
— Да всё нормально вроде бы. А что?
— Экстренных нет?
— Неа. А из плановых только два шунтирования.
— Тош, я задержусь на часок. Кое-что решить надо.
— Да без проблем.
— Угу. Я сейчас ещё Михалычу звякну.
— Лады. Увидимся.
Антон положил трубку. Северинцев перезвонил главврачу, отпросившись у него, на что получил милостивое «да хоть до обеда!» и через десять минут его автомобиль уже выезжал с больничной парковки.
«Я только поговорю с ней и сразу же уйду, — уговаривал он себя, поднимаясь по лестнице, — только справлюсь о здоровье. И всё. Чёрт! Да что ж я как пацан малолетний?!»
Он нажал на кнопку звонка уже сам не зная, что ему больше хочется — чтобы она быстрей открыла или чтобы её дома не было.
Дверь открылась через пару минут. На пороге стояла Нара. Босая, в цветастом халате и влажными после душа волосами… Всё! У него на раз сорвало крышу.
Проводив Машку Нара постояла под душем, смывая с себя чересчур откровенный сон с участием одного очень симпатичного профессора, и для разнообразия решив не портить волосы феном, просто причесалась и принялась за уборку в кухне.
Она перемыла посуду, подмела пол, и взяв в руки северинцевский портфель, уткнулась носом в мягкую кожу, чувствуя себя законченной фетишистской.
— Ну почему он не пришёл? — спросила она у кейса.
Тот естественно промолчал и она тяжело вздохнув, вынесла его в прихожую, чтобы поставить на старый обеденный стол, оставшийся ещё от бабушки.
Звонок раздался так внезапно, что Нара подпрыгнула от испуга. Сердце бешено заколотилось где-то в горле. Каким-то шестым чувством она угадала — кто стоит за дверями.
— Господи, — она тихонько подошла и посмотрела в глазок. — Господи!
Щёлкнул замок и дверь отворилась.
Северинцев шагнул в прихожую.
— Нара, — прошептал он, хватая её за руку и зарываясь лицом в ладонь. — Нара…
— Александр Ник-колаевич, — заикаясь пробормотала Нара, чувствуя, как загораются
— Если бы ты знала, о чем я думаю… неотрывно, неотвязно… что мне снится… Только ты, ты, ты… — лихорадочно шептал он, — … никогда… никого… так не хотел. Это одержимость, сумасшествие… Сам не знаю, что со мной… хуже, чем болезнь…
— Я… — она не успела ничего сказать.
Он наклонился — и мир замкнулся на его губах, прижавшихся к ее рту. Сладкие, чувственные, волшебные губы и умелый, настойчивый язык, пробившийся внутрь.
Нара гортанно застонала, обхватывая его руками, поглаживая спину, плечи.
Он подхватил её под мышки, усаживая на бабушкин стол, чтобы потом мягко опрокинуть на спину, дёрнул за поясок халата — полы разошлись в стороны, его ладонь медленно двинулась по её животу и замерла немного ниже пупка. — Хочу тебя… хочу до боли, до умопомрачения!
Нара буквально опьянела от голоса — негромкого, мягкого, волнующе-низкого. Рука на её животе не двигалась, но от ощущения теплой ладони на голой коже, она начала мелко дрожать. Наклонившись, он коснулся губами её груди.
— Не надо… боже, что вы де… лаете, — она почувствовала, как её сосок очутился между теплыми губами. Горячий влажный язык медленным широким мазком прошелся по бугорку, а рука, которая еще секунду назад грела её живот, скользнула ниже.
— О боже… — Она запустила трясущиеся руки в густые волосы и выгнулась, прижимаясь бедрами к ладони.
— Умм, — нежный ласкающий язык прочертил дорожку от одного соска к другому.
Одним движением он стянул с неё трусики.
— Ты моя девочка… дааа….
Нара задохнулась от наслаждения, когда он надавил на клитор, скользнул дальше, раздвигая ее нежные складочки. — Что вы де… Не на…
— Тихо, тихо, моя сладкая — он хрипло, судорожно вздохнул и поцеловал ее шею, лаская одной рукой. — Ооо… ты такая… Ты невероятная!..
Сказать «нет» она уже не могла, просто потому, что потеряла способность говорить. Губы Северинцева добрались до её уха, трепещущий кончик языка двинулся в путешествие по тонким изгибам ушной раковины. От хриплого прерывистого дыхания в голове окончательно помутилось.
Зажатая между его горячим, нетерпеливым телом и столом, она разрывалась между диким, едва контролируемым желанием отдаться ему и стыдом. Что будет, если он получит свое… и… уйдёт? Но разве не этого она ждала все эти бесконечные три дня? Не об этом мечтала: сознательно или нет — какая разница? Предвкушение скопилось внизу живота и спустя минуту, когда щелкнула пряжка ремня и вжикнула «молния» она почувствовала солоноватый запах его возбуждения. Рассудок помутился. Нара сама потянулась к нему, нетерпеливо прижалась губами к бьющейся жилке на шее — пульс сбился с ритма под ее горячим языком. Мыслей совсем не осталось. Всё, что сейчас имело значение — это его вкус, его сердцебиение под губами, отдающееся в венах, шумящее в ушах, закручивающееся в паху тугой спиралью.