Прокачаться до сотки 4
Шрифт:
— Ты его что грохнул? — интересуется Балагур, глядя на безуспешные попытки Лаки привести в сознание пленника.
— Перестарался чутка, — пожимает плечами Сашка, — сейчас очухается.
— Во-о-от! — Балагур с умным видом вскидывает в небеса указательный палец. — А всё потому, что ты классику не уважаешь.
— Чего?
— Того. Надо было спросить, как пройти в библиотеку?
— Ночью? — хлопает глазами Лаки.
— Шура, я не узнаю вас в гриме? — закатив глаза, Вован стучит себя пальцем по губам. — Тихоня? Нет-нет. Молот? Тоже нет. Семён? Сёма! — и
— Уйди, противный, — сделав жеманный жест ручкой, отказывается Сашка.
Шлёп. Громкий звук от соприкосновения моей ладони с лицом раздаётся, как выстрел в ночи. Парни аж присели, оглядываясь по сторонам.
— Мажор, ты чего? — напряжённо интересуется Хан.
— Догадайся, — трогаю нос, который после удара принялся побаливать. — Либо так. Либо прибью этих придурков. У нас работа. Кругом враги, а они клоунаду устроили.
— Ну так пнул бы по мягкому месту. Всё тише было бы.
— Так увернутся, падлы, — сплёвываю кровь от разбитой губы.
Заметив это, парни неуверенно переглядываются, сообразив, что я реально на взводе, раз морду себе раскроил.
— Извини, брат, — кается Лаки. — Что-то меня этот клоун, раззадорил.
— Падла буду, не виноват, — Балагур сгребает у себя на груди куртку.
Шмяк. Хан даже не изменившись в лице, и не вставая с корточек, выбрасывает вперёд ногу, и точнёхонько прописывает Вовану по мягкому месту. Тот, конечно, пытался увернуться, но уж больно неожиданно, был выписан воспитательный пендель.
— Злые вы, — сквозь зубы шипит Балагур, потирая задницу, — уйду я от вас.
— Куда? — интересуется Листик.
— С тобой взрывчатку искать.
— Серьёзная угроза, — соглашается Лаки. — О, кажись, очухался.
Пленник, открыв глаза, ошарашенно смотрит на нас и, сообразив, что это не его кенты-подельники открывает рот в попытке заорать, но тут же получает удар в горло. Тот самый. Когда шептать, точнее, сипеть, можешь, а вот поднять децибелы уже никак.
Спросите, а почему раньше так не сделали? Ведь могли прозевать и парнишка подал бы сигнал. Да. Могли и прозевать. Но увы, у данного способа понизить громкость есть один нюанс. Если человек без сознания, может склеить ласты. Хотя может и не склеить, конечно. Но где бы мы искали ещё одного пленника.
— А его не спохватятся? Ушёл на обход и пропал, — неожиданно задаёт интересный вопрос Хан.
И мы дружным коллективом уставились на Лаки. Дескать, вот и чего ты натворил?
— Э-э-э? Вы чего? Мажор же приказал.
— Первый пункт устава, командир всегда прав, — невозмутимо выдаёт Листик.
— Да-да. А если не прав смотри пункт первый, — вздыхает Лаки. И разведя руки в стороны, кается: — Прости, командир, я не подумавши.
— Прощаю, — проявляю великодушие. — А за пропажу не парьтесь. Либо решат, что уснул под кустом, вон как зевал. Либо просто никто не заметит. Ибо, — киваю на дом, из которого слышатся выкрики, — не до того им сейчас. Там все на ушах стоят. Кстати, мил человек, а расскажи нам, где хранится взрыв-алхим?
К слову сказать, парень попался какой-то несознательный.
— Хватит, — Хан кладёт руку на плечо Листика, который после него, всё же попытался разговорить парня. Всё-таки дело касалось его любимых игрушек.
— Ничего, я ему сейчас яйца отчекрыжу и запоёт, — злится Антошка.
— Не надо, — качает головой Хан. — Он всё равно ничего не скажет. Зачем унижать достойного мужчину.
— Достойного? — приподнимает бровь Лаки. — Он бандит.
— Верно. Бандит. Допрашивать? Да. Пытать? Да. А просто унижать, зная, что ничего не добьёмся?
— Пристыдил, — кивает Сашка. — И что делать с ним? Надеюсь, не предлагаешь отпустить?
— Решать не мне. На это есть командир. Но яйца резать ему не позволю.
— Да я пошутил, — неожиданно стушевался Листик.
— Может быть и так, — решает не идти на конфликт Хан.
А я, сплюнув, просто воткнул нож в шею бандита. Как не крути, а Хан прав. Мужик — кремень. Было бы время, разговорили бы, конечно. У всех есть порог. Но сейчас в условиях экспресс-допроса ничего не получится. Даже зауважал его немного. Однако, в живых его действительно оставлять нельзя. Даже жаль, нам бы такого бойца. Но среди бандитов чистеньких нет.
— Что-то не идут у нас допросы без Пуха, — комментирую, заталкивая труп в какие-то колючие заросли.
— Это да, у пушистого не забалуешь, — обычно каменное лицо Марика расползается в доброй улыбке.
Ну а что? Все же знают Пух — милаха. Это даже неки уже осознали. Нет, они сопротивлялись. Но Пушистик заставил себя полюбить. А ещё говорят, насильно мил не будешь. Просто эти люди с бывшим «Демоном страха» незнакомы.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Лежу себе такой на стропилах, под потолком, никого не трогаю, а внизу люди носятся, как угорелые. Слова всякие плохие говорят — матерные. Да-да. Уродом вот назвали. Что за беспредел? Все же знают, что я красавчик. Или они это про Балагура? Хотя тоже странно. Будь он страшным таким, как его Черен расписывает, чего бы бабы на него вешались?
— Да я этого Мажора на куски порежу! — машет кулаком в потолок Черен. — За Саленом послали? А за Кефиром?
А нет, смотри-ка. Всё-таки про меня. Ещё и Лаки довольно лыбится, развалившись через одну балку дальше от входа. А что? Ему хорошо, про него никто не ходит и всякую фигню вслух не бурчит.
Может спрыгнуть вниз да завалить всю эту братию, пока их не так много? Всего-то десяток. Нет, их тут точно больше, носятся туда-сюда, но пока столько. А по мере возвращения остальных отправлять на депортацию. Хотя будь моя воля, некоторых персонажей не с Эдема бы выгонял, а в могилу загонял. О! Нормально. Коламбурчики пошли.
А вообще хорошо, что с собой только Сашку взял, иначе они в четыре рыла надо мной угорали бы. А это для начальственного престижу не камильфо. Вот и пусть сидят в кустах, караулят, а то взяли манию ржать над командиром.