Прокламация и подсолнух
Шрифт:
– Первый раз, что ли, боер? – посочувствовал Мороя, снова опускаясь рядом на колени. – Ничего, им за дело досталось. И повезло тебе, что мы вовремя подоспели, а то они бы тебя забили...
Он плюнул на платок и принялся вытирать разбитую мордаху, не прекращая утешений. Симеон покосился на убитых. Утешения, да! Кажется, мальцу и досталось не сильно, и поквитался он с обидчиками неплохо... Мороя сунул ему фляжку. Парень испуганно посмотрел, замялся.
– Выдохни, – приказал Мороя строгим голосом. – И залпом!
Пить парнишка точно еще не умел. Подавился ракией [29] , закашлялся, прижал
– Пей, кому говорят! Пей! А то будешь тут нам блевать дальше, чем видишь!
Мальчишка сделал глоток из фляжки. Потом еще. И еще. Замер, дыша открытым ртом, точно рыбка на берегу.
Из-за поворота наконец-то подъехала телега. Пандуры из охранения вытягивали шеи и с любопытством оглядывали и спасенного, и двоих убитых – дюжих мужиков по сравнению с ним. На живых косились неприязненно, возница даже веревку с передка отвязывать начал.
29
Ракия – крепкий спиртной напиток, румынский самогон.
– Ладно, проваливайте. И падаль свою заберите, – решил наконец Симеон. – Душегубов нам еще хоронить не хватало! А малец точно по делу палить начал, так что уносите шеи, пока в петле не сплясали, – и не удержался: – Да не лезьте больше на проезжих, недоумки! Из вас грабители – как из дерьма пуля, вшестером с дитем не сладили!
Пандуры дружно грохнули хохотом. Мальчишка дернулся, заозирался испуганно. Кажется, он только сейчас начал понимать, на каком он свете. Отпихнул Морою и встал. Покачиваясь, но уже немного более уверенно переставляя ноги, перешел через дорогу. Разве что на кровяные лужи и брызги мозгов все-таки явно старался не смотреть.
Симеон наблюдал. Мальчишка провел ладонью по шее коня. Неверной рукой ощупал ольстры. Вытащил два патрона и шомполок.
– Во дает, щенок боярский! – восхитился Гицэ. Остальные изумленно примолкли.
Руки у парнишки дрожали, он всхлипывал и поминутно утирал нос, из которого все еще капала кровь. Но патрон скусил с немалой сноровкой, бережно всыпал порох, защелкнул крышку полки, ставя на взвод, и принялся забивать пыж и пулю.
– Гляди, Макарко, – не удержался от подколки Мороя. – Вот как за оружием следить надобно!
Макарко только недобро сверкнул глазами в сторону боярского сынка.
– Слушай, боер, звать-то тебя как? – спросил Симеон, когда парнишка неверными руками сунул заряженные пистолеты за пояс и взялся за гриву гнедого.
– Штефан... – он прокашлялся и сказал уже поувереннее. – Меня зовут Штефан.
Мороя добродушно фыркнул и придержал ему стремя.
– А фамилие-то твое какое? Чтоб знать, откель такие лихие стрелки берутся!
Парнишка вдруг зыркнул из-под спутанных волос затравленными карими глазами.
– Не спрашивайте. Нет у меня фамилии.
В седло он садился, кусая губы от боли, а рожа его и взгляд Симеону совсем не нравились: ладно, пистолеты перезарядил, но как бы в обморок не сверзился, белый ведь аж до зелени.
– Слышь, Мороя, – негромко позвал он. – Пригляди, чтобы не свалился парень по дороге, – и встал в стременах. – По коням! На заставу! И шевелитесь пошустрее, сучьи дети! И так времени сколько потеряли, а наши там без пороха сидят!
Мало ли что? И боярского этого мальца хорошо бы осмотреть пристально и все-таки выспросить, откудова и вправду он такой взялся, этот Штефан. Без фамилии. И чего это он сказал,
Пока же парнишка съежился в седле, больше похожий на стригоя [30] , чем на живого человека. Бледный как смерть, морда в запекшейся крови, одежда в клочья... Мороя сторожко держался рядышком, ждал. Подъемы всадники брали шагом, поджидая телегу, тяжело нагруженную бочатами с порохом, а вот на каком-то спуске гнедой у мальчишки тряхнул головой, заторопился, сбился в рысь – и парня как ветром в седле шатнуло.
Симеон почесал затылок: надо было его на телегу, конечно. Но парнишка упрямо вцепился в луку, скрепился, помотал головой. Удержал коня – и снова бросил повод. Мороя догнал, протянул флягу. С такой скоростью парень к заставе двух слов связать не сможет. А, ладно. Поговорить успеется.
30
Стригой – упырь, оживший мертвец (рум.).
Макария недобро косился на спасенного боярского сынка шальным черным глазом. Не любит бояр Макарко! И за дело же не любит! Сестрица у парнишки дюже красивая была.
Симеон вздохнул. А похож Макарко! Руксандра [31] тоже была... Чернобровая да чернокосая, с горячими цыганскими глазами... Боеру приглянулась. Уж поди теперь пойми, то ли не посмела она боярину отказать, то ли и вправду снасильничал он девку. Только боеру-то что, как приехал, так и уехал. А она – головой в колодец, не снесла позора. Макария тогда чуть красного петуха в усадьбу боярину не пустил, едва перехватили. Всю деревню бы под топор подвел. Вот отец его и законопатил в пандуры, от греха. Но не любит Макарко бояр, ох, и не любит!
31
Руксандра – простонар. от Александрина (рум.).
Мальчишка вновь покачнулся в седле, и Мороя, давно ехавший стремя в стремя, придержал за его за плечи. Спросил что-то вполголоса, парень мотнул головой. Ну и что, что боярин? Дите ведь. Не убивать же только за то, что боярином уродился.
И хоть и хватает среди бояр сволоты, да ведь не все. Вот хоть доктора припомнить, под Видином. Тоже не из простых был, а скольким за его здоровье только молиться! Симеон невольно потер плечо, где с тех пор оставался шрам от турецкой сабли.
Или инженера того русского. Имя и не вспомнить – больно заковыристое, а лицо на всю жизнь не забудется, до того они ему обязаны. Под Раховом парень полег. Молодой еще был, немногим старше Макарки.
Да хоть господина слуджера [32] взять! Кто в войну вспоминал, что Тудор из села Владимир когда-то коз пас в этих горушках? Корпусный командир, с генералами дружбу водит, землей разжился, мельницами, скотиной и солью торгует теперь от себя, не от бояр. Иной бы зазнался – но в усадьбу слуджера Владимиреску стекались крестьяне со всех концов, точно зная, что этот хозяин не обидит. И не к нему ли в отряды сторожей границы законопатил Макарку отец от греха подальше?
32
Слуджер – мелкий боярский чин в Валахии.