Проклят тобою
Шрифт:
Меня же, если растерзают по дороге, только лучше.
Сначала я высматривала среди них его — в каждой чёрной тени, в каждом всполохе алого края одежд. Но его не было, и чем ближе подступала тёмная стена леса, тем быстрее таяла надежа. Как мороженое под солнцем.
Предатель. Только и способен на пафосные жесты перед публикой. А когда действительно нужна помощь, когда надо спасти, его нет.
Честно сказать, в душе верю, что после всех этих рукопожатий и пронзительных взглядов, Ландар все же устроит моё похищение.
Но жизнь — не кино, а сказка обычно содержит не только намёк, но и урок. И если ты его не выучил — жди кары, жёсткой и сказочной. Ага, где бы ещё молодую девушку вели в лес, чтобы привязать к дереву и бросить на съедение зверям? Хотела, Илона, в сказку — получай. И не ропщи теперь!
Близится лес, не появляется Ландар, надвигается паника.
Правда и у моих конвоиров пылу поубавляется, особенно, когда мы подходим к лесу вплотную.
— Кто пойдёт дальше?
— Это же Злобнолес, там чего только не водится…
— Нужно проследить, чтобы приговор был исполнен…
Последним подаёт голос мерзкий горбун, что ковылял всю дорогу сбоку процессии. Никого уродливее я не видела, настоящий Квазимодо.
— Вот ты и проследишь! — отзываются сопровождающие. — Тебе-то, с такой рожей, точно терять нечего, а так хоть на красивую девицу попялишься.
— А ежели не только попялюсь? — отвратительно лыбится горбун, и меня передёргивает от предположения. — Кто за мной проследит? А невдруг она меня очарует, поцелует, а сама того, дёру…
Несмотря на смешки, которыми сопровождается пламенная тирада, собравшие соглашаются с ним.
Верзила, что прячется за маской Сивошкурого, выступает вперёд и басит:
— Уродец прав, девка может пустить в ход свои чары и сбежать. Так что я тоже пойду. Уж я нарушения королевского приказа не допущу.
Вызывается идти ещё один, рыжеватый, плюгавый, с проплешинами и бегающим взглядом.
Так втроём сопровождают меня к месту казни.
Однако смелость их быстро заканчивается, как только деревья смыкают ряды у них за спиной. Поэтому привести приговор в исполнение решают на небольшой поляне неподалёку от лесной кромки.
Тут как раз находится огромное дерево, изъеденное ветрами и дождями так, что кора его — словно наждак. К нему меня и привязывают. Я, конечно, кусаюсь, ору, брыкаюсь, но куда мне против троих мужиков.
Верзила прижимает меня к стволу всей тушей и гаркает:
— Не рыпайся, а то быстро угомоню! — и подносит к моему лицу здоровенный кулак. Горбун привязывает к моим запястьям верёвки, а рыжий с проплешинами тянет их назад и обматывает вокруг ствола. Я будто обнимаю дерево, прислонившись к нему спиной.
Дальше обматывают верёвку через грудь, зажимают так, что едва могу дышать. А если ерзаю
Но мои палачи, похоже, довольны собой. Они располагаются неподалёку, в небольшом гроте, разводят костёр и придаются праздной болтовне, забывая о своей пленнице.
Осень сегодня хмурится и грозит дождём. Я мгновенно коченею, дрожу от холода, руки, заведённые назад, быстро затекают и болезненно ноют.
Я уже не плачу, не рвусь, не ругаюсь.
Меня нет.
Я продрогла до кости, выстыла изнутри, заледенела. Не чувствую ног и рук, и, кажется, начинает клонить в сон.
Темнеет быстро. И вот к огоньку, что весело пляшет в гроте, согревая моих надзирателей, добавляются красные и жёлтые огоньки чьих-то голодных глаз. Пожаловало зверьё ужинать.
Тогда мои соглядатаи выбираются из укрытия, пугливо оглядываясь.
— Пора выбираться отсюда, — ёжась, говорит рыжеватый, он выглядит зловещим в медных отсветах костра.
— Верно, мы свою миссию выполнили, — сюсюкает горбун, — теперь их время пришло, — и показывает пальцем мне за спину.
Тут раздаётся рёв, от которого, кажется, дрожит земля, а кровь мгновенно леденеет. Не будь я уже ледяной внутри, сейчас бы точно захолодела от страха.
Мужчины переглядываются с диким испугом.
— Кажется, Сивошкурый пожаловал, — констатирует тот, что весь день не расставался с его маской.
— Бежим! — вопит рыжеватый, когда по лесу проносится очередной раскатистый рык.
Верзиле дважды повторять не нужно, он срывается первым, за ним мчится, пыхтя, рыжий, следом ковыляет горбун, приговаривая:
— Подождите, подождите меня.
Но когда рёв раздаётся совсем близко, а силуэты верзилы и рыжего исчезают в стремительно сгущающемся мраке, горбатый останавливается, поворачивается ко мне и… сбрасывает личину.
Ландар бросается ко мне, судорожно режет верёвки, которые сам же недавно затягивал. И я, не устояв на затёкших ногах, кулем лечу в его объятия. Препираться и ругаться нет сил. Да ещё и он лишает меня возможности говорить, впиваясь в растрескавшиеся губы шальным поцелуем. На мою слабую попытку возразить шепчет:
— Тсс! — и тащит в тот самый грот, где прятался в роли горбуна со своими вынужденными союзниками.
Сдирает с меня рубище, накидывает свой плащ и протягивает флакончик с поблёскивающей в темноте жидкостью.
— Пей! До дна! Быстро! — приказывает он, оглядываясь на приближающийся рёв.
Я пью, и в меня словно вливается жизненная энергия. Как заново рождаюсь.
Ландар тем временем принимает свой пугающий облик туманного воина и произносит леденящим, нечеловеческим тоном: