Проклята луной
Шрифт:
– С тобой всё в порядке? – мама прикладывает ладонь ко лбу. – Ох, горячий!
– Нормально всё, – повторяет он и убегает на завод. Не до материнских ему переживаний. Не сейчас.
День течет медленно и вязко. Саша так и ходит вокруг Таньки с Галкой, слушает сплетни, иногда задает всякие вопросы, на которые те нехотя отвечают. К Ивану Саша не лезет. Наконец, гудит свисток, оповещающий об окончании рабочей смены. Цеховики приходят на работу к семи и уходят на час раньше остальных служащих. Вскоре вереница из мужчин (и изредка – женщин) разных возрастов выстраивается у проходной. Саша дожидается, когда очередь рассосется, и подходит к телефону, набирает на диске номер отдела кадров. Он старается говорить тише, чтобы его никто не подслушал. Да никто на него внимания и не обращает. Сашу считают если не пустым местом, то кем-то крайне незначительным. Его имени-то не все помнят. Юля вот помнила…
На том конце провода отвечает чуть уставший девичий голос.
– Алло, – тянет сотрудница. – Отдел кадров слушает.
– Понимаете, у меня такая проблема, – начинает бормотать Саша, – точнее – не у меня. Ко мне на обеде Иван Столяров заходил и оставил свой кошелек. Сам не представляю, как он его забыл… Я бы занес ему пропажу после работы. Он же тут недалеко живет, мне несложно.
Ложь дается относительно легко, Саша даже не заикается, как обычно при долгих разговорах.
– Отдайте ему завтра, – подсказывает девушка.
– Да мне было бы спокойнее занести после работы. Вы не думайте, мы с Ваней товарищи, просто адреса-то его не знаю. Подскажите, пожалуйста.
– Я не имею права разглашать личные данные сотрудников, – чеканит сотрудница.
У Саши обрывается что-то в душе. Ну же, ну подскажи, сложно тебе, что ли. Он воровать ни у кого ничего не собирается, просто зайдет к Ивану и посмотрит, что да как. Саша сам не понимает, зачем ему идти к Ивану домой. Но он сходит и просто посмотрит. Ему словно голосок какой-то шепчет: сходи.
– А много денег-то в кошельке?
– Я не открывал, но толстый такой. На вес грамм триста.
Девушка молчит, а потом вздыхает.
– Подождите минутку, достану его дело.
Саша записывает адрес в блокнот и выдыхает от облегчения. После подходит к начальнику, Василию Олеговичу, и просит отгул на пару часов за свой счет.
– Тебе зачем? – не понимает начальник; он вообще-то добрый, но суровый и прогульщиков не терпит.
– Да что-то желудок скручивает уже какой день, – Саша для убедительности обхватывает живот руками. – Думал к врачу сходить.
– Возьми больничный.
– Да неохота мне, врач же сразу на неделю дома упечет. А мне чертежи сдавать к концу месяца. Я б сходил, он меня пощупал, и я сюда прибежал.
– Иди уж, – машет рукой Василий Олегович. В его глазах читается: «Что с тебя взять, с убогого».
Никто всерьез Сашу не воспринимает. Его, зашуганного и простого, изредка желают, но чаще не замечают. Кажется, над ним даже насмехаются за глаза, по крайней мере, пару раз Саша слышал шушуканья о себе. Но ему всё равно. Главное – Юля.
А перед самым уходом с работы все узнают, что в парке недалеко от завода найдена женская рука, закопанная у канавы. Её раскопала чья-то собака. Сейчас милиция прочесывает парк, разыскивая другие части тела.
Неужели Юля?! Саша задыхается, хватается за угол стола, чтобы не упасть. Но стол наклоняется. Карандаши скатываются и падают на пол. На Сашу оборачиваются. А тот стоит белее мела и чуть не плачет. Только бы не Юля, только не Юля…
Не Юля. Рука успела хорошенько разложиться. От сердца отлегает.
Следующим утром Саша караулит Ивана у угла дома. Дождавшись, когда тот покажется на автобусной остановке, ныряет в подъезд. Дергает за ручку – заперто; собственно, ничего удивительного – кто в здравом уме, уходя, оставит квартиру нараспашку. Но дверца хлипкая, замок старенький. В голове уже рождается модель замка. Не зря Саша отучился на конструктора, у него с чертежами, даже мысленными, всё в порядке. Если поддеть язычок снизу чем-нибудь тоненьким, можно отжать его. Саша оглядывается и напрягает слух. Вдруг подойдет кто из соседей, тогда ему несдобровать. С завода уволят по статье, ещё и посадят. И всё, с таким «послужным списком» ему житья не будет. А он ведь воровать ничего не собирается. Так, посмотреть. Сам не знает, что, но посмотреть.
Саша бежит в бытовой магазин и покупает железную линейку. Подкладывает ту к язычку, тянет. Замок, скрипнув, поддается. Дверь отворяется. В квартире у Ивана чисто. На кухне никаких следов Юли. Вообще ничего подозрительного. Ни в комнате, ни в коридоре. Что он, в самом деле, надеялся найти?..
В спальне множество записей и книг. Саша погружается в них с головой. Написаны какие-то ужасы, полный бред. Оккультная литература, не иначе. Ритуалы, кровавые жертвы. Он с трудом осознает написанное, но читает-читает-читает.
Если есть ведьма, есть и ведьмак. Он рождается в проклятый день, когда на небе царствует кровавая луна. И та луна наполняет его одержимостью. Ведьмак чувствует ведьму. Он её вожделеет и ненавидит одновременно. И ведьма, едва повстречав ведьмака, очаровывается им. Ведьмак по сути своей бессилен, а кровь ведьмы сильна. И только пустив кровь, ведьмак может отобрать ведьмовской дар. Луна соединяет их золотыми нитями. Ведьма должна умереть. Чем дольше длится её агония, тем крепче путы, тем сильнее станет ведьмак.
Бред!
В ванную Саша заходит в последнюю очередь.
Она лежит в ванне, одетая в шерстяное платьице. Руки её красны, платье залито, и ванна полна запекшейся крови. Запах стоит тугой, железный, кисловатый. Губы Юли синие, и сама она выглядит мертвой. Не выглядит! Мертва!
Саша мечется, пытается взять Юлю на руки, но боится коснуться. А вдруг жива? Прижимает ухо к груди – не вздымается. Сердечко не бьется.
Запах доводит до безумия. Сашу выворачивает. С глаз скатываются слезы. Саша поправляет очки, которые так и норовят слететь в ванну.