Проклятая комната

Marlu

Мария Петровна слишком много отхлебнула из чашки и закашлялась.

— Бедная, — с надрывом произнесла она, — как же вы тут живете!

— Весело живем, Марысенька, весело! — оживилась Элизабета Кондратьевна. — Вот летом, например, кошка орала. Казалось бы, ну кошка орет, котика просит. Ан нет! Этой кошке потом крупно повезло — ее участковый забрал и кормит теперь отборным мясом. А все почему? А потому, милая, что благодаря этой суч… кошачьей несдержанности он преступника арестовал. Тот высунулся в окно и пригрозил кошке, что застрелит, а участковый как раз у Нельки

был и как был в одном исподнем, так и побежал задерживать. Пистолет-то, потом оказалось, приметный был, с ним уже и банк грабили, и лавку ювелирную. В общем, Петрович на повышение пошел, а Гена в тюрьму сел. Там и сгинул, а вот дети и внук у нас в общежитии обретаются. Старший Сережа по стопам батюшки пошел, а младший Вовчик — гей. Хороший мальчик, в четыреста тринадцатой живет.

Мария Петровна жалобно посмотрела на дверь.

— Простите, мне еще на два адреса сегодня, — пробормотала она.

— Конечно, конечно, — закивала Элизабета Кондратьевна. — До завтра, милая, буду ждать.

Она выждала еще минут пять, после того как закрылась дверь за соцработницей. Встала, потянулась, достала из кармана халата портсигар, зажигалку и мундштук.

— Весело живем, — повторила она и затянулась. — Скучать уж точно некогда.

========== Часть 2 ==========

Совсем еще не поздним вечером, когда Элизабета Кондратьевна, умница, красавица и просто очень заслуженный член общества, надев на нос очки, раскладывала пасьянс, возле ее двери раздался какой-то подозрительный шум. Больше всего странный звук напоминал тихий скулеж потерявшегося щенка. Элизабета Кондратьевна насторожилась, склонила по-птичьи голову набок, прислушиваясь. Подвывание стало отчетливей.

— Неужто Алкаш своим спиногрызам щенка принес, а Гуля его выгнала? — будучи одинокой, Элизабета Кондратьевна обычно выражала свои мысли вслух.

Соседа звали Аклаш, но не нашелся еще тот человек не только в общежитии, но, пожалуй, и во всем миллионном городе, который бы произнес его имя правильно. Кто-то по скудости ума, кто-то по приколу, а заслуженная пенсионерка уже по привычке. Она пошарила по полу поисках тапочка, встала, плотнее запахнув теплый халат, и открыла дверь.

— Ой, — Элизабета Кондратьевна всплеснула руками, увидев вместо щенка сидящего на полу молодого человека.

— Бабуль, — гнусаво сказал он, — закурить не найдется?

— Э-э, — протянула Элизабета Кондратьевна, сильно сомневаясь, что милый юноша сможет без трагических последствий для здоровья затянуться ее Казбеком.

— Ну хоть капли в нос есть? — жалобно произнес он и всхлипнул.

— Найдем, — Элизабета Кондратьевна резво пересекла комнату и схватила коробку с лекарствами. Как назло, пузырек на глаза не попадался. — Да где же, где, — бормотала она и усиленно перетрясала аптечку.

В это время по коридору, судя по звукам, прошла конармия товарища Буденного, кто-то коротко взвизгнул, кто-то пинком захлопнул хлипкую дверь, через которую донесся рык:

— Кто ебал, колитесь, суки! — И конная дивизия прогалопировала в другой конец коридора.

— Суки, суки, — согласилась Элизабета Кондратьевна и перевернула коробку на

диван. Зловредные капли оказались, конечно же, на самом дне!

Зажав в руке стеклянный флакончик и принципиально не вглядываясь в мелкие циферки срока годности, она одернула халат, затянула пояс потуже и строевым шагом вышла в коридор: у нее просили помощи, значит, они ее получат. Возле общей кухни столпились человек десять и стоял такой гвалт, будто это был птичий базар. Разобрать, о чем шла речь, оказалось нереально.

— Кондратьевна, — трубным шепотом ввинтилось в ухо и обдало густым духом домашнего самогона, — не ходи туда!

— Что это? — она повернулась к соседу из комнаты напротив.

— Там же это, гейские разборки, — все тем трубным шепотом, который разносился из конца в конец коридора, как эхо в горах.

— Да с чего ты взял? У меня вот капельки мальчик попросил, несу.

— А то, что нормальные парни глаза свои бесстыжие краской не мажут! — отрезал сосед. — Не ходи, богом прошу. Обидеть могут.

— Василь Иваныч, даже если и геи, мне-то что с того? Вряд ли мой зад их сильно вдохновит.

— Кондратьевна! — взвыл сосед.

— Свой побереги, коли опасаешься, — она стряхнула с локтя чужую цепкую руку и поспешила к месту разборок.

В центре разборок был тот самый юноша, который просил капли. Все так же шмыгал носом и гнусавил:

— Ну что-что, вызвонили меня, приехал. Отработал. А денег не-ет.

— Кто тебя ебал, Олеженька? — пытался выяснить правду бритоголовый тип.

— В-все-е…

Толпа загалдела с новой силой, до Элизабеты Кондратьевны долетали отдельные слова, и сама она замерла, зажав в вытянутой руке пузырек «Нафтизина», и превратилась в слух.

— … я пошутить хотел…

— … захожу, а он там, думал подарок…

— … ты ебешь, а я смотреть должен?

— … ничего не знаю, денег у меня нет!

— … да вы охренели столько драть! Можно подумать, у него жопа золотая…

— … за услуги платить надо! А тебе, Олеженька, наука, как своих наебывать и на вызова без крыши ездить…

— … так себе жопа…

— Женщина, вам чего надо?

Элизабета Кондратьевна вздрогнула, перевела глаза на подозрительно щурившегося мужчину, которого она до сей поры в своем общежитии не видела, прочистила горло:

— Капельки принесла.

— Бабка…

— Вот этот молодой человек попросил у меня капелек в нос, возьми, милый, — она шустро двинулась к зареванному парню.

— Бабка! — Рявкнул бритый. — Пиздуй восвояси!

— Что это?! Я у себя дома, между прочим, а тебя, мил человек, первый раз вижу. Говори, кто таков?

— Кондратьевна! — завыло рядом, и ее оттащили из эпицентра событий. — Простите ее, господа хорошие, не по злому умыслу она, по скудоумию старческому.

— Василь Иваныч! — рявкнула Элизабета Кондратьевна. — Да отстанешь ли ты от меня, ирод?! Да чтоб я тебе другой раз на опохмел дала!

— Кондратьевна, — тот набычился и обиженно запыхтел.

— В сортир хочу! Имею право! — она отпихнула пьяного соседа и гордо прошла к нужной двери, хлопнув ей нарочно громко и щелкнув задвижкой.