Проклятая рота
Шрифт:
Ага, а вот и по колену… по одному, по другому… они ж у меня травмированные!
Хотя нет, это в другом теле, у этого вроде бы здоровые… Пока.
Я терпел, поплотнее стискивал зубы, держался на упрямстве и еще на убежденности, что терять мне, в общем, нечего – мое путешествие из тела в тело доказало, что такая штука, как душа, существует в самом деле, а значит, если я тут сдохну, то запросто могу угодить еще в какой-нибудь мир, скажем, типа мусульманского рая, где текут реки из вина, а на берегах сидят готовые на все симпатичные
Как долго это продолжалось, сказать не могу, но когда я выплыл из багрового тумана боли, вокруг было темно.
– Упорный, – протянул сотник с некоторой, как мне показалось, долей уважения. – Подумай до утра, если на рассвете не заговоришь, то мы распорем тебе брюхо и бросим подыхать.
Все ясно, фуражиры, они же мародеры, собрались сваливать.
Физиономии сотника я во мраке видеть не мог, черная кожа делала его почти невидимкой, но то, что он потирает отбитые об меня кулаки, разглядел, и это принесло мне некоторое удовлетворение.
Меня привязали обратно к столбу, стянув запястья так, что я закряхтел от боли. Кто-то шлепнул меня по макушке, раздался довольный смешок, за ним топот, и я обнаружил, что остался один.
Самый момент, чтобы провести инвентаризацию, понять, что мне отбили.
Болело все, но как-то равномерно, без очагов, зубы все находились на местах, хотя два или три шатались. Ноги и руки сгибались, в ребрах не кололо, голову поворачивать я мог, видел и слышал нормально, разве что мешала корка из засохшей крови на физиономии.
По первому впечатлению я дешево отделался, хотя, может быть, мне отбили почки или еще чего похуже, так что я обречен теперь всю жизнь провести около туалета, а на женщин глядеть лишь в эстетических целях.
На костре неподалеку вновь что-то жарили, но на этот раз запах горелого мяса и жира вызывал у меня лишь отвращение. Хотелось пить, и понемногу начинали неметь пальцы рук – эти уроды затянули веревки слишком туго, и если так дело пойдет, то к утру кисти отвалятся сами.
Затем я вроде бы провалился в беспамятство, а когда очнулся, то обнаружил, что вокруг глухая ночь. Костры погасли, в шатрах затихло всякое движение, остались только часовые, около лошадей, у телег и по периметру лагеря я мог видеть троих, как они ходят туда-сюда, зевают, трут физиономии.
На донесшийся из леса визгливый стон я не обратил внимания, но когда он повторился, я насторожился – это же голос грызца, а им пользуются разведчики Вихря! Часовые на этот звук внимания не обратили, привыкли, что такое постоянно раздается из чащи.
Еще через какое-то время я уловил шорох, а через миг жесткая ладонь зажал мне рот, и знакомый голос прошептал в ухо:
– Тихо. Свои.
Надо же, Игген! Меня пришли выручать!
Сердце забилось с бешеной силой, облегчение накатило горячей волной, и я чуть не засмеялся.
– Сейчас я тебя освобожу, только не дергайся, – продолжил он, и я ощутил холодное прикосновение
– От радости, когда тебя заметил, – ответил я и тут же прикусил губу, чтобы не вскрикнуть.
Освобожденные руки закололо так, словно они угодили в пасть хищнику с очень мелкими зубами. Я сумел перевернуться на живот и лечь на землю, хотя тело отозвалось на это движение вспышкой боли.
– Ползти сможешь? – спросил Игген.
– Сейчас, только очухаюсь немного.
Но когда я попробовал двигаться, отталкиваясь от земли, выяснилось, что мышцы меня не слушаются. Идти бы я, пожалуй, еще смог, но вот изобразить тихое передвижение по-пластунски оказался не в силах.
– Ясно. Лежи пока, – и Игген издал негромкий мелодичный свист, какой может произвести ночное насекомое.
Один из часовых глянул в сторону столбов.
Из леса в ответ прилетел вопль недовольного жизнью грызца, и тут же второй принесся с другой стороны дороги. Мгновение ничего не происходило, а затем за телегами поднялась суматоха – кто-то заорал, кто-то затопал сапожищами.
– Давай, – Игген помог мне подняться, и мы побежали прочь.
Точнее он побежал, а я заковылял, мечтая только об одном – не упасть.
Рядом оказался еще кто-то, я не сообразил, кто именно, и тут уж меня подхватили и практически потащили. По лицу задела ветка, я уловил запах листвы, попытался оглядеться, но увидел лишь очертания деревьев и мерцающие вверху, в просветах между листьями звезды.
Метров через сто меня отпустили, и я смог идти сам, морщась и кусая губы.
– Нормально? – спросил второй из моих освободителей, и я узнал голос – Хахаль.
– Ничего, – выдавил я. – Спасибо, парни, что пришли за мной… я уж не ждал.
– Проклятая рота своих не бросает, – ответили они в один голос и очень серьезно.
Когда впереди во мраке заворочалось нечто гигантское, я поначалу решил, что у меня начались галлюцинации, но только потом сообразил, что это Оо. Рядом с ним обнаружился Вихрь, еще кто-то, а также лошади. На спину одной из них меня поспешно и усадили.
Тут я вновь потерял сознание, но ненадолго, очнулся, врезавшись мордой в гриву скакуну. Попытался нащупать флягу там, где всегда возил ее, и только тут сообразил, что это не моя рыжая лошадка, что она осталась у тех засранцев под цветастым флагом.
– Пить есть у кого? – спросил я, и голос мой прозвучал очень слабо.
– Да, – кто-то протянул мне флягу, и я опустошил ее в один глоток.
Потом мы долго ехали, и я периодически отрубался, словно уплывал куда-то. Удивительно, как при этом не выпадал из седла, но тело мое, похоже, умело ездить верхом и без участия мозгов.
– Стоп, – сказал Вихрь где-то впереди, и я сообразил натянуть поводья.
Спешиваясь, я едва не упал, а сделав пару шагов, без сил опустился наземь.