Проклятая
Шрифт:
— Я её здесь не видел.
Я моргнула и тихо пробурчала под нос:
— До чего неуютный замок!
Юноша хмыкнул.
— О да. Особенно кости моих братьев на воротах. Весьма неуютно.
Я медленно выдохнула:
— Пошёл вон, — и махнула духам. Они моментально утащили монаха обратно в спальню. Впрочем, он не сопротивлялся.
А я приказала набрать мне ванну. Хотя для начала её, похоже, требовалось откуда-то (да хоть из ближайшего города) принести.
Всё время было очень холодно. Дикий, жуткий мороз — как я раньше его не замечала? И очень мерзкий свист сквозняков — от него мурашки ползли по телу.
Как я могу жить в этом ужасном здании?
Никакого удовольствия от принятия ванны я не получила, хотя раньше мне это очень нравилось. Пусть мои слуги и постарались — масла, минеральная вода, плавающие цветы… Но ощущение было такое, будто я моюсь на вершине горы у всех на виду — ванна стояла посредине громадного сумрачного зала и духи (или сквозняки?) со свистом проносились мимо, заставляя нырять в тёплую воду чуть не с головой в поисках тепла.
Но пахнуть я стала точно лучше. И волосы не мешало бы прибрать… мои длинные золотые волосы…
Духи принесли очередное глухое платье. Я заставила их найти другое, цветное. У меня уже в глазах всё плыло от чёрного и серого цвета. Какое убожество, да и чёрный мне ведь совсем не идёт…
Как я могла так опуститься?!
Когда я вошла в спальню, на ходу заплетая косу, монах (рыцарь? ха, так я и поверила!) сидел у горящего камина, задумчиво глядя в огонь. Моё появление его нисколько не побеспокоило — клирик даже головы не повернул.
Я поджала губы и села на кровать, ёжась от холода. Даже в спальне сквозняки завывали как на заснеженной поляне зимней ночью.
— Прикажешь подать завтрак? — буднично спросил монах.
Я нахмурилась, но махнула рукой. А клирик, не удостоив меня и взглядом, завороженно смотрел на танцующие лепестки огня.
А я смотрела на него. Его молодость кидалась в глаза и раньше. Но на то, как мягко тёмные мелкие кудри спадают на плечи, я внимания не обратила. На острые, резкие черты — тоже. Странно, на женском лице это было бы очень некрасиво, грубо даже. У этого же святоши всё складывалось очень гармонично — правильный нос, губы, тёмные глаза. Неудивительно, что он не девственник — девушки, должно быть, поклоняются этому чарующему взгляду так же, как этот клирик своему богу. Хотя он монах… должен, наверное, соблюдать целибат? Как у них это называется… воздержание? Интере-е-есно, неужели не нашлось ни одной, что запала бы этому святоше в душу… кроме Богоматери, конечно?
— Намного лучше, — пробормотал монах.
Я вздрогнула.
— Что?
— Запах, — точёные губы клирика дёрнулись, складываясь в кривую усмешку. — Сандал, кажется?
Я промолчала, и клирик наконец-то обернулся. Кажется, он собирался что-то сказать: уже и рот открыть успел. И так и остался с открытым ртом.
Я терпела его взгляд целую минуту. Потом не выдержала:
— В чём дело?
Клирик моргнул. Выражение ироничного равнодушия сменилось глубоким изумлением, словно у меня вдруг отросли крылья, а к затылку приклеился нимб.
Я отвела взгляд. Увидела спешащих духов с завтраком. Указала им на стоящий у окна (если эта бойница заслуживает такого громкого названия) стол. Снова повернулась к монаху. И содрогнулась. В его взгляде сиял тот же огонёк, что и у принца Алого Водопада Армэля когда-то. И, чуть позже (и слабее) у Рауля.
— Прекрати!
— Что? — монах тоже вздрогнул. Снова моргнул и принялся тереть глаза, точно только что проснулся. — Что…
— Этот взгляд, — отозвалась я хмуро. — Не смотри на меня так больше.
— Как? — бросил монах. Фальшиво насквозь — он весь выглядел так, будто цеплялся за сползающую маску равнодушия, но не как не мог прицепить её обратно на место.
Я велела духам подвинуть стол к кровати, закуталась в одеяло и не выдержала, схватила с предложенного слугами блюда пирожное.
— Не знаю. Так. Можешь на меня вообще не смотреть.
Монах хмыкнул и очень по-светски манерно налил в маленькую кружечку чай. А потом, наклонившись (и старательно пряча румянец), зачем-то сказал:
— Ну да. Обычно духи не любят, когда на них смотрят.
Серьёзно? Вот бы спросить об этом моих слуг. Думаю, им всё равно.
На меня напало сентиментальное настроение. Наверное, это из-за того, что я долго ни с кем не разговаривала. И я — чего ради? — стала вдаваться в подробности:
— Не знаю насчёт духов, но мне просто не нравится… знаешь, на меня так однажды смотрел один принц в замке с водопадами. Он был братом моего друга…
Под конец истории монах глядел на меня, не отрываясь, с каким-то странным (но уже неопасным) выражением. Наверное, это и называется "праведный гнев".
— И он посмел к тебе прикоснуться?! — выдохнул клирик. Хотя я вообще-то и так рассказала, как именно Армэль посмел ко мне…хм… прикоснуться. — Нет… Это не может быть правдой. Ты лжёшь, злобный дух. Я тебе не верю!
Я отправила в рот последнее пирожное. И благодушно огрызнулась:
— Да плевала я, веришь ты мне или нет. Я просто объяснила.
Монах молча отвернулся и снова принялся смотреть в огонь. Я приказала духам прибраться, а сама растянулась на кровати, переводя взгляд то на монаха, то на пламя. И то и другое было очень даже симпатично.
— Как тебя зовут?
— Ты собиралась принести меня в жертву. Зачем тебе моё имя? — откликнулся клирик.
Я усмехнулась.
— И правда.
Странно, но вид юноши у камина действовал удивительно успокаивающе. Я почти попросила клирика пересесть чуточку правее… для красоты картины. Или левее — поближе ко мне. Наверное, мне бы понравилось спать, держась за его руку — как когда-то с Максимилианом. Хоть монах мне и враг, но…
Ну и что? Весь мир мне враг. Что теперь, за руку не держаться?