Проклятье Ифленской звезды
Шрифт:
Была бы воля Темери, она сейчас же распорядилась бы, чтобы ифленец покинул благие земли, нечего здесь делать проклятому завоевателю! А вот старик требовал если не защиты, то помощи. Был он жалок и грязен — видимо упал, пытаясь скрыться от неминуемой смерти. К сожалению, решать должна была не она.
— Вы на землях Ленны и решение должно быть принято под её кровом.
— Загляните в его шкатулку! — почти прошипел ифленец. — Вряд ли вы захотите принести это в монастырь…
Старик засуетился, взгляд его метнулся сначала на пресветлую, потом на Темери, потом вновь на ифленца. Он вдруг выпрямился и
— Глядите! Мне скрывать нечего! Это просто… это дар…
Темери стояла ближе и действительно увидела в шкатулке, на тёмно-синем бархате, красивую орденскую подвеску, украшенную драгоценными камнями. Она даже вздохнула с облегчением — всё-таки старик чист, а виновник всех бед, как всегда, беловолосый завоеватель…
Но монахиня всё же не передумала:
— Решать будет Ленна!
И тут Темери поняла, что её беспокоит. Шкатулка. Да, она из тех, что были изготовлены в монастыре, даже клеймо мастерской на крышке хорошо видно. Вот только нет на ней благословения Золотой Матери. Нет, как будто никогда её не святили в трёх купелях и никогда старшие сёстры не читали над ней благие тексты. Такие вещи всем посвящённым ясны сразу. Как будто отсутствует знакомый, неощутимый в обыденности запах. Словно около шкатулки сосредоточена особая какая-то пустота.
Она осторожно взяла шкатулку в руки — старик отдал. Нет, никаких повреждений ни на замке, ни на подкладке… но… некоторые такие коробочки имеют секретный отдел — для хранения чего-то особо ценного. Подцепив ногтем едва заметную пружину, Темери заставила секретный ящичек открыться. И из него в грязь — ах, как неосторожно! — вдруг упали три круглых тёмных камня. Старик вскрикнул и потянулся поднять, но монахиня не дала. Шагнула вперед, сама наклонилась и долго разглядывала на вид совершенно простые речные гольцы. Потом осторожно, по одному вернула в шкатулку, захлопнула секретный отдел и только после этого вперила взгляд в старика.
— Давно на благих землях не появлялось ничего настолько же мерзкого, — холодно сообщила она. — Решение примет Ленна. Вы!
Взгляд пресветлой переместился на ифленца. Тот чуть поклонился, показывая, что всё слышит.
— Карета повреждена? Где ваша лошадь?
— Привязана. Там, дальше. Карета в порядке. Немного увязла только. Кучер тоже в порядке. Поскользнулся. Но мне надо возвращаться. И доставить эти… камни в цитадель как можно быстрее. Если вы поняли, что это, то должны понять и причину моей спешки.
Пресветлая с сожалением покачала головой:
— Теперь это дело обители. Хотите вы или нет — а мы все возвращаемся под кров Золотой Матери…
Темери думала, что ифленец станет возражать, но нет. Он даже помог кучеру вытолкать карету из особенно глубокой грязной ямы.
Благородный чеор Шеддерик та Хенвил
Лошадь неохотно месила дорожную грязь. Морось, холод… невольно можно позавидовать тем, кто этим утром остался в тепле гостиницы. И хотя Роверик всё утро причитал, что ему просто-таки необходимо тоже ехать, на самом деле он был счастлив остаться в уютной, хорошо протопленной комнате. Ну да, в компании одной очень напуганной и разочарованной чеоры, но, в конце концов, не такая уж это и большая плата. К тому же чеора Дальса молода, хороша собой и
Но вот что точно не входило в планы Хенвила, так это посещение монастыря Золотой Матери. Он недолюбливал это место ещё со времён первого посещения, с тех самых, когда он впервые оказался надолго на Побережье…
Малькане говорят не «монастырь», а «обитель».
И в этом месте обитают действительно не только пресветлые служительницы.
Всё чудились ему в старых стенах какие-то шорохи и шепоты, всё казалось, что монашки знают о нём самом больше, чем кто-либо в мире. Даже родной отец.
Шеддерик ухмыльнулся — особенно отец.
Воля которого закон.
Правда, если камни вовремя не будут возвращены в столицу, и если обещанный подловатым архивариусом сиан не сможет разобраться с оковными чарами, отец не доживёт и до зимы. Уж больно крепко его дух оказался привязан к камням. И как-то поразительно легко эти самые камни сначала появились в цитадели, а потом исчезли из неё. Если бы не случай, Шеддерику не удалось бы обнаружить след. А если б не любопытная чеора Дальса, он не догадался бы, что искать нужно именно камни.
Так что, как ни посмотри, а везучий он человек — благородный чеор Шеддерик та Хенвил.
В одном только ему не повезло — монашки появились поразительно не вовремя. Ведь практически уже и старик, и камни были в его руках. Оставалось только доставить их обратно в гостиницу, прихватить Роверика и чеору та Зелден и победно вернуться домой.
Победно и очень-очень быстро. Вдруг удастся предотвратить неминуемое? Это может здорово облегчить жизнь и самому чеору Хенвилу, и его младшему брату… а может и спасти их обоих в самом прямом смысле слова.
Шеддерик давно смирился с мыслью, что не доживёт до старости.
Правда, на этой дороге ему могла грозить разве что простуда. Хорошо, что ехать недалеко, и хорошо, что этот путь преодолеть ему пришлось не ногами.
Дорога в очередной раз заложила петлю вокруг высокого холма, и вдруг раздвоилась. Более широкая и более грязная колея свернула к северу, в сторону отрогов Улеша, чуть более сухая и узкая — к востоку. Шеддерик знал, что высокие холмы, принадлежащие монастырю, восточнее выходят к морю и образуют крутые, зачастую непроходимые обрывы. Там скрываются крохотные бухты, окружённые скалами и мелями — эти воды всегда считались очень опасными для судоходства.
От развилки постройки монастыря были уже хорошо видны, — и острые крыши молелен, и добротные хозяйственные корпуса, и украшенные флагами башни. Он вздохнул с облегчением, дорога заняла чуть меньше времени, чем он боялся. Впереди ждало хоть какое-то тепло.
Ветер, ненадолго стихнувший, разыгрался с новой силой, засовывал ледяные пальцы под одежду, заставлял ёжиться. Ветер стал по-настоящему зимним. И не скажешь, что по календарю далеко до холодов.
Хотя служительницы Золотой Матери и не должны делать различия между пришедшими к их огню скитальцами из неблагих земель, однако к ифленцам и здесь относились так, как всюду на Побережье — терпели, но и только. Впрочем, он привык. И даже отмечал, что люди в провинции стали чуть более равнодушны, и соответственно — ежеминутно удара в спину от них можно было уже не ждать.