Проклятье памяти
Шрифт:
– Сядь. Сядь, кому сказано. Разговор есть.
На этот раз Артемьев был зол до чертиков, и непонятно, на кого больше – на Серегина-младшего, или подчиненных, что так бездарно и близко подпустили к себе противника. Сб-шник остервенело грыз сигарету, позабыв поджечь ее, и только что ядом не плевался, но держался, как мог, изображал спокойствие. Да и ребятки у двери тоже сообразили, что чуть было не допустили роковую оплошность, разошлись, взяв Илью в «коробочку», и тому ничего не оставалось, как вернуться на стул. Артемьев бросил изжеванную сигарету в пепельницу, выбил из пачки вторую, отправил в рот, и неожиданно ухмыльнулся. Илья сидел в обнимку с коробкой, и ждал, что будет дальше. Артемьеву надо что-то узнать, это к гадалке не ходи, но вот тон, который он выбрал, ничего хорошего не сулит. А раз тон такой, то и козыри, скорее всего, на руках имеются. И не ошибся.
– Ты в курсе, что брат твой деньги из банка выводил? – сказал Артемьев, не сводя с Ильи взгляд. Помолчал, и добавил веско: – Большие деньги. Вором был твой братец, туда ему и дорога…
– Рот закрой, – Илья чувствовал, что губы еле двигаются, а язык точно не свой, присох к небу. Это не злость – ярость в виски ударила, еще немного, и заткнул бы Артемьева любым подручным средством, той же пепельницей к примеру, а тот реакцию Ильи просек, и дальше свое гнул, точно бессмертный или заговоренный:
– Вижу, ты не знал, да я так и думал. К тебе претензий никаких, ты мне вот что скажи…
– Рот закрой, – севшим голосом повторил Илья, и Артемьев неожиданно заткнулся. От двери раздался тихий звук шагов, и можно было не оборачиваться, чтобы понять – троица подошла ближе, и контролирует каждый вздох «объекта», и в случае чего быстро его зафиксирует с применением болевых приемов. С одним-двумя Илья бы сладил, возможно, и третьего бы вниманием не обошел, но тут дело было в другом – Артемьев явно что-то знал, уж больно нагло он ухмылялся, и даже нашел в столе зажигалку, и теперь крутил колесико, стараясь выбить из нее хоть искру. Но ничего не вышло, посему Артемьев зажигалку бросил в ящик, развалился на стуле, и сказал:
– Поганые новости, понимаю, но куда деваться. Мне руководство приказало, вот я и разбираюсь. Но ты пойми – я ж это не сам придумал, у меня документы на руках.
На стол легла тонкая синяя папка, Артемьев вытащил из нее несколько листов, положил на стол, подвинул Илье. Тот подтянул их к себе, и сначала ничего не понял – сплошь таблицы, цифры, текст на английском.
– Это список транзакций за несколько дней, а это, – на столе оказались еще три листа, – разрешение на перевод денег. Это фирмы-однодневки, я проверил некоторые – все конторы реально существуют, платят налоги и даже что-то там продают или покупают, не забывая периодически снимать наличку. Схема проста, и стара, как мир, проверена и безотказна. Сотрудник, давший добро на перевод, получает свой процент, и все расходятся, довольные друг другом. И Макс твой не устоял. Бывает.
Артемьев с истинно людоедским сочувствием смотрел на Илью, а тот, как завороженный, перебирал листы, и смотрел в них, ничего толком не видя. Ничего, кроме подписи Макса, его подписи – это было несомненно – уверенной, размашистой, «министерской», как называл ее отец. И цифр, несомненно, обозначавших суммы – хорошие, с кучей нулей на хвосте, одной такой цифирки простому смертному хватило бы до конца его дней. А всего цифр было несколько, небольшой, но внушительный столбик, по которым стояла знакомая фамилия.
Но, приглядевшись, Илья понял, что Артемьев, мягко говоря, не прав: подпись принадлежала Максу, но сделана была не его рукой. То ли порошок в копире в тот момент заканчивался, то ли бумага попалась не лучшего качества, но линии и буквы были тонкими и прерывистыми, точно их выводили без нажима, или перерисовывали детским способом, наложив оригинал и нужный бланк на стекло. И кроме этого было кое-что еще.
– Вранье. – Илья отодвинул от себя бумаги, – липа это, а не подпись. Это не Макс писал, а кто-то другой, советую тебе в другом месте поискать. Ошибочка вышла.
И сам едва сдержался от усмешки, видя, что попал в точку. Блефовал Артемьев, и ничерта у него не вышло, больше того, судя по его физиономии, он и сам знал, что подпись поддельная, а бумаги подсунул Илье с тем расчетом, что тот еще от горя в себя не пришел. Не знал, что у волковской породы одна особинка есть – тоска и боль инстинкты усиливают, а не глушат, и не только инстинкты, но также зрение, слух и способность соображать, что и сработало.
Артемьев собрал бумаги, пересмотрел их еще раз, и сказал:
– Я сам решу, где и что мне искать. Ты мне лапшу не вешай, а то я подпись твоего брата не знаю…
Злость пропала сама собой, точно воздушный шарик в форточку улетел, стало легко и спокойно. Илья покрепче обнял свою коробку, прижал ее к животу
– Знаешь, как же тебе не знать, тебе по должности положено. Ты на дату смотрел? – показал Илья на документы, – если нет, то сейчас глянь. Макс, по-твоему, что: чертову кучу денег из банка вывел – на свои счета, разумеется – и в тот же день в своей машине подорвался? На радостях, так что ли?
Артемьев перекусил сигарету, не обращая внимания на огрызок в зубах, сунулся в бумаги, глянул на дату, на Илью, снова на цифры, снова на собеседника. А тот улыбался, и ничего не мог с собой поделать, уж больно потешно выглядел главный сб-шник, да еще и в глазах своих подчиненных. И крыть тому было нечем, дату он, может, и видел раньше, но не рассчитывал, что Илья это тоже заметит. А тот постучал пальцами по картонным бокам коробки, и сказал, уже без улыбки:
– И этот, Стешин, что до Макса тут рулил, тоже деньги воровал? И в ангаре от инфаркта умер, когда сумма приличная накопилась, я правильно понимаю?
Вопрос был из тех, что остаются без ответа, как вышло и в этот раз. Артемьев собеседника даже взглядом не удостоил, собрал бумаги, и бросил перекушенную сигарету в пепельницу. Илья наблюдал за сб-шником, понимая, что раунд этот продули оба: Артемьев явно знал больше, чем говорил, и теперь уж ни за что не поделится, на что можно было бы рассчитывать в случае, если бы Илья проглотил ложь с подделкой подписи. С другой стороны, ничего нового сб-шнику выведать у Ильи не удалось, угрозы сдулись, перспектива вызова повесткой испарилась.