Проклятье памяти
Шрифт:
– Испытательный срок – три месяца, но, думаю, ты сразу все поймешь, и я тоже. Зарплата – пока полтинник, дальше поглядим. Премии бывают – за успешную сдачу нормативов по физо и стрельбе, а также кварталки. И за работу с проблемными клиентами. – Он заметил непонимающий взгляд Ильи, и пояснил:
– А таких у нас как собак нерезаных: мошенники, обналичники и прочая шушера. Но без крайней необходимости морду им не бить! – Артемьев грозно ткнул в потолок указательным пальцем.
– А что – бывает? – спросил Илья.
– Еще как, – точно нехотя, отозвался Артемьев, и потянулся к стоявшему на столе телефону.
Переговорил
– Порядок, – сказал ему Артемьев, – как договаривались. Зарплату, думаю, месяца через два поднимем, раньше не могу, сам понимаешь.
Полез в пачку за очередной сигаретой, ничего там не обнаружил, смял упаковку, и бросил в мусорную корзину. Промазал, но сделал вид, что все в порядке, Макс прикинулся, что ничего не заметил.
– Нормально, – сказал он, – спасибо. – Пошли, – это относилось уже к Илье, – я его сам кадровичкам сдам.
Артемьев кивнул, и загремел ящиками стола, Макс закрыл дверь, и оказался с братом в коридоре.
– Ну, как тебе? – спросил Макс, пока шли по коридорам и лестницам на второй этаж. Илья не знал, что и сказать, вернее, не хотел произносить это вслух. Ему здесь не нравилось, а что именно – он и сам не мог объяснить. И планировка здания, и поделенные на стойла кабинеты, и чрезмерно деловой вид сотрудников, и этот Артемьев не нравился больше всего. Но отторжение шло на уровне подсознания, возможно, виноват был слишком резкий бросок с полигона за городом в самый, считай, центр Москвы, и внезапное трудоустройство на огромную, по меркам их городка, зарплату. Илья решил, что со временем разберется и в себе, и с новой работой, поэтому просто ответил:
– Не знаю пока. И что – у меня есть выбор?
– Нет, конечно! – отозвался Макс, – нет у тебя выбора, поэтому молчи в тряпочку, и делай, что говорят. Артемьев тебя научит, у него опыт – будь здоров. Он отставник, полковник, вроде. С башкой проблемы, правда, имеются, но это терпимо. Да и у кого их сейчас нет?
Он постучал в дверь первого от лифта кабинета, и чуть ли не втолкнул Илью в отдел кадров, сдал с рук на руки полноватой блондинке в сером костюме. Блондинка вцепилась в Илью намертво, и держала у себя минут сорок, пока он заполнил все документы, незаметно подошел обед. Столовка оказалась довольно приличной, народу было полно, Макс торопился, и на два часа бросил Илью в своем кабинете, пока шло совещание.
Помещение брат отхватил себе на загляденье – просторное, светлое, с обилием зелени в кадках на полу и на подоконнике, с мебелью из светлого дерева и кондиционером. На двери помещалась золотая табличка с черными буквами «Серегин М.В.» и указанием должности, в кабинете имелся небольшой аквариум с полосатыми и черными рыбками и в полстены размером «плазма». А вид из окна открывался сказочный – здание стояло на возвышенности, и часть старой Москвы с высотками и силуэтами небоскребов Сити на горизонте. Через дорогу помещался старый дом с поразительной красоты фасадом в лепнине, амурчиках, гирляндах и милыми чердачными окошками, вокруг которых красовались белейшие «розетки», придававшие окну вид цветка. Илья то слонялся вдоль огромного, во всю стену окна, разглядывая окрестности, то сидел в «директорском» кресле, играл в пасьянс или лазил по сети, и вконец извелся от безделья, когда из приемной донесся девичий голосок:
– Максим Васильевич, вам насчет квартиры звонили, вот адрес. Просил передать, что ждут сегодня после шести.
– Спасибо. – В кабинет вошел уставший и слегка раздраженный Макс.
– Все, – выдохнул он, – поехали отсюда. Руководство свалило, завтра председатель правления улетает на Тибет, и три недели я его не увижу. – Макс бросил папку с бумагами на диван у стены, и открыл шкаф.
– На Тибет? – удивился Илья, – и не лень ему тащиться в такую даль…
– Не лень, – Макс надел плащ, нашел в кармане ключ от машины, – он третий раз туда летит. Карму чистит…
– И как – успешно? – уже заинтересованно спросил Илья. Не то, чтобы вопрос чистки кармы занимал его так сильно, но прозвучало интригующе.
– Черт его знает, – Макс первым вышел из кабинета, – помогает, наверное. Он каждый раз оттуда какой-то просветленный возвращается, умиротворенный. Как Будда. Поехали, квартиру тебе покажу. Приятель мой нас ждет, но сразу свалит, как только ключи тебе отдаст.
Помимо кабинета Максу полагалась секретарша, трогательное юное существо с беленькими волосиками над розовым носиком, голубоглазое и бестолковое.
– Я домой, – сказал ей Макс, – кабинет закрой и рыбок покорми. Вернее, наоборот.
– Конечно, Максим Васильевич, – прочирикала секретарь, – а вы вернетесь?
– Завтра, дочь моя, завтра, – Макс возвел глаза к потолку, Илья отвернулся, чтобы скрыть усмешку. Девчонка ничего не поняла и продолжала дежурно улыбаться. Крикнула им вслед «до свиданья!», Макс буркнул что-то, и пошел по коридору в сторону лифта.
– И где они таких берут, – ворчал он на ходу, – дура дурой, ей еще в куклы играть. Навязали овцу на мою голову…
И остановился, да так резко, что Илья едва не врезался брату в спину, притормозил в последний момент, и на полшага обошел Макса и едва не столкнулся с невысокой полной женщиной. Та загораживала Максу дорогу, стояла, расставив толстые ноги, и смотрела на Макса снизу вверх, смотрела с таким видом, что Илья никак не мог понять, что женщина сделает дальше: кинется на брата с кулаками или заплачет.
– Что? – устало спросил Макс, глядя на женщину, и, как пару минут назад в кабинете, страдальчески воззрился на потолок. – Что еще? Я все сказал, Лариса Дмитриевна, что еще вам от меня надо? – Произнес он по слогам, будто разговаривал с неразумным ребенком.
Он попытался обойти «преграду» вдоль стены, но тетенька шустро метнулась вбок, опередила его, и почти что загнала в угол, точнее, в нишу с окном, оттеснив от лифта. Илья не вмешивался, просто рассматривал чудную тетку, гадая, что ей нужно от брата.
Лариса Дмитриевна своим видом напоминала помидор на спичках, которые заканчивались острыми тонкими каблуками, а сверху, где у овощей находится плодоножка, помещался еще один помидор – поменьше, сморщенный и взлохмаченный, в очках, а собственно плодоножку заменяли фрагменты ботвы, прилипшие к затылку и вискам. Основной помидор был несимметричный, со всех его сторон свисали клока темной ткани – то ли юбка то ли платье с балахоном поверх нее, то ли просто непонятного покроя полосатая хламида, в которую тетенька кутала свою тушку. Однако настроен «помидор» был решительно, даже слегка агрессивно.