Проклятие болот

Микульский Владимир Вячеславович

Дивился княжич дремучести людской, посмеивался про себя. Молодой был он, по молодости ничего не боялся.

Уже пора было княжичу домой возвращаться. Решил он в последний раз отправиться на охоту, косуль да ланей пострелять. Началась охота, и рассыпалась свита его по лесу. Вот прямо на княжича выскочила лань. Пустил он стрелу. Ударила та лани в бок и застряла в нем, да, видно, вскользь прошла, под кожей только. Помчалась лань прочь, а княжич на коне за ней. Долго мчались они, ни один не уступал другому. Наконец, когда начало смеркаться, примчалась лань к болоту и поскакала прямо по болотной траве. Видимо,

не первый уже раз, по знакомой дороге, потому что бежала уверенно, не проваливалась в топь болотную. Княжич, недолго думая, пустил коня вслед за ней. Повторял он все зигзаги, которые по пути лань выделывала. Конь уверенно ступал по следу ее. Все же она быстрее бежала, чем княжич ехал, и оторвалась она от него, исчезнув впереди за деревьями.

Болото скоро кончилось, и выехал княжич на твердую землю. Вдруг увидел он сквозь кусты впереди бок стоящей на месте лани. Соскочил княжич с коня, схватил лук и, пригибаясь, начал красться к тому месту, где стояла она. Совсем близко подобрался он и нацелился было пустить стрелу, как вдруг услышал исходящую от лани… песню! Безмерно удивленный, вышел княжич из кустов, не снимая стрелу с лука, и обошел лань сзади. Тихо шел он, ни одна веточка не хрустнула под его ногами, ни одна травинка не зашелестела. С другой стороны, возле раненого бока лани, стоя на коленях спиной к нему, нежным негромким голосом пела молодая девушка. Она уже достала стрелу и чем-то замазывала рану.

Я, конечно, не знаю мелодию этой песни. Но слова ее сохранились в памяти людской до сегодняшнего времени. Вот они:

Птичка в небеса взлетает,

Песню звонко распевает.

А девица у окна

Пригорюнилась одна.

– Ты скажи, скажи, девица,

Отчего тебе не спится,

Отчего грустны глаза,

По щеке бежит слеза?

И девица, воздыхая,

Птичке певчей отвечает:

– Оттого мне нелегко,

Что мой милый далеко.

Где-то бродит по земле,

И не знает обо мне.

Пташка малая, лети,

Где мой миленький, найди.

Расскажи ему, сестрица,

Где живет его девица:

Счастье он свое найдет,

Там, где реченька течет.

А на берегу тростинкой

Одинокая осинка.

Пусть к осинке подойдет

И к груди ее прижмет.

Не осинка то прямая –

То девица молодая.

Колдовство тогда пройдет -

И осинка оживет.

Пусть возьмет меня, девицу,

Увезет в свою светлицу.

Назовет меня женой,

Долгожданной и родной.

В любви жаркой, неизменной,

На всю жизнь я буду верной!

Птичка малая, лети,

Ко мне милого веди!

Как завороженный, забыв обо всем на свете, слушал сын князя чарующий голос, выводящий незатейливую песенку.

Предательская сухая ветка все же хрустнула под ногой княжича. Девушка, замолчав и по-прежнему стоя на коленях, обернулась. И молодой княжич сразу же и навсегда утонул в ее широко открытых удивительных зеленых глазах.

У

него замерло сердце – такой красоты он в жизни не видел. Невозможно словами написать портрет ее, да надо ли делать это? Женская красота, в конечном итоге, погубила не одного мужчину и погубит в дальнейшем еще многих. Это вы все хорошо знаете.

Лептах замолчал, перевел дыхание. Ему тут же передали фляжку с вином. Дрова весело потрескивали на огне. Никто не нарушал молчание, даже злые комары, казалось, умерили свою прыть. На них никто не обращал внимания. Все слушали, затаив дыхание. Даже чуждый сентиментальности скандинав задумчиво сидел, поглядывая то на огонь, то на рассказчика.

Лептах, сделав большой глоток из фляги и передав ее обратно, продолжал:

– Как зовут тебя, красавица? – еле владея голосом, спросил сын князя.

Девушка, вскочив на ноги, звонко рассмеялась, глядя на потрясенного княжича.

– Дивиола, – ответила она, – А тебя я знаю. Ты сын Ампара, князя здешних мест. Ты подстрелил мою ручную лань. Это ведь она тебя привела сюда?

– Я не знал, что она твоя, иначе бы никогда не выстрелил в нее, – приходя в себя, проговорил княжич, – но благодаря этому выстрелу я нашел тебя. Ты здесь живешь?

– Недалеко отсюда мой дом. Пойдем, если хочешь. Я напою тебя молоком, есть вкусные ягоды. И оставь, наконец, лук в покое.

Только теперь княжич понял, что он до сих пор держит лук наготове. Он сконфуженно убрал лук за плечи, вызвав этим новую волну мелодичного смеха.

Дивиола дала слизать лани с ладошки несколько хлебных крошек, которых достала из стоящего рядом лукошка, повернулась и пошла по траве в глубь леса, вся стройная и звенящая, как струна. За ней побежала лань, тычась мордой в ее пустую ладошку. Следом за ними, ведя коня в поводу, отправился и княжич.

Через пару сотен локтей пути на небольшой зеленой полянке открылся маленький аккуратный домик. Рядом паслись козы. Княжич не решился в этот раз зайти в дом, куда приглашала его хозяйка. Тогда она вынесла ему большую кружку козьего молока и лукошко лесной малины.

– Ты живешь одна? – спросил он, стараясь не заглядывать в ее глаза.

– Давно, и привыкла к этому.

– А где твои отец и мать?

– Не знаю. Давным-давно отправились куда-то менять грибы и ягоды на что-нибудь другое и сгинули без следа.

– И не боишься здесь одна?

– А кого мне бояться? – засмеялась она, – места здесь глухие, никто сюда не ходит. Да и дороги прямой сюда нет. Я время от времени хожу в деревню, меняю грибы, ягоды и козье молоко на одежду и другие продукты. К тому же я умею лечить. Если кто-нибудь в деревне заболеет или у коровы пропадет молоко, они дают мне знак, да и без знака я знаю, когда кому-то моя помощь нужна. Однако, тебя, небось, ищут уже. Скоро стемнеет. Пойдем.

Княжич плохо помнил, какой дорогой они шли обратно. Ее голосок не умолкал ни на минуту. Она задавала тысячи вопросов о жизни во дворце, о других городах. Ее удивляло все – и что могут быть каменные дома, и что они могут быть в несколько ярусов, и что города окружаются каменными стенами. Спрашивала, как одеваются женщины, какие прически носят. Он односложно отвечал, изредка поглядывая на нее. Словно иголками кололи его всякий раз, когда его взгляд встречался с ее удивительными глазами.