Проклятие Деш-Тира
Шрифт:
Веррэн схватил посох. Проворный, как воин на поле боя, он подцепил одно из змеиных колец, быстро дернул, и змея шлепнулась на замшелые камни обвалившейся древней стены. Длиной эта тварь была не менее четырех футов.
Кожа змеи была иссиня-черной, с отливом, по всей спине торчали шипы. Красные глазки, сощуренные в щелочки, чем-то напоминали глаза разъяренной кошки. Глотку выделяло блестящее пятно цвета слоновой кости; змеиное брюхо, как и все остальное тело, было черным. Веррэн осторожно разжал змее пасть и обнажил клыки. Вниз упало несколько прозрачных капель яда. Сами капли не имели запаха, но поверхность камня, куда они попали, сразу же покрылась пятнами, и
Веррэн отпрянул. Когда-то он был весельчаком, но теперь, похоже, разучился даже улыбаться. Он вполне ожидал, что может столкнуться с новой породой метласских змей, которыми кишело Миртельвейнское болото. В минувшие века в тела этих змей вселялись метурии — духи ненависти. Хотя Содружество Семи еще пять тысяч лет назад истребило последнюю из этих сущностей, родственных ийятам, наследие метурий, казалось, прочно перешло к метласским змеям.
Миртельвейнское болото порождало в своих глубинах все новые и новые породы змей: от вполне безобидных до смертельно опасных. Веррэн постоянно вылавливал змей в разных местах болота и уже по виду знал, чего ожидать от каждой из них. Но он даже не предполагал, что у твари, пойманной им сегодня, окажется кирл-анкешид — самый опасный из всех ядов. Представив, чем могла окончиться для него эта охота, Веррэн невольно содрогнулся. Ощущая слабость в коленях, он оперся на посох и прошептал слова благодарности Эту, сохранившему ему жизнь.
Укус этой змеи убил бы его мгновенно; яд, попавший на кожу, отсрочил бы гибель на несколько мучительных дней. Кирл-анкешид прожигал человека насквозь. Поначалу тело корчилось в судорогах, потом наступала полная неподвижность, и жертва заживо сгнивала. Представив себя распростертым на камнях, Веррэн снова вздрогнул.
Зная от Сетвира, что Содружеству Семи и так хватает забот с хадримами и начавшим исполняться Пророчеством о Западных Вратах, Веррэн нахмурился. Его известие никого не обрадует. Маги Содружества были искренне убеждены, что кирл-анкешид остался лишь в воспоминаниях.
Преодолевая навалившуюся на него усталость, страж Миртельвейнского болота выпрямился, отряхнул плащ, взял посох и спихнул мертвую змею в воду. Но ей не суждено было опуститься на дно. Пока Веррэн, осторожно ступая по шатающимся камням, возвращался обратно, сородичи этой змеи уже взбаламутили всю заводь, хищно разрывая на куски и пожирая неожиданную добычу.
В городе Горный Замок, вынырнув из тумана, ворон садится на плечо облаченного в черное мага, печальные темные глаза которого кажутся еще темнее под широкополой шляпой с узорчатой серебристой лентой...
В Тайсане, на внутреннем дворе полуразрушенного старого графского замка, послушница, наблюдавшая за второй ветвью, докладывает Главной колдунье о том, что самовольное посещение Элайрой Эрданы закончилось тайной встречей с неким принцем, произошедшей на сеновале постоялого двора...
Сетвир, маг и хранитель летописей Альтейнской башни, сообщает Асандиру, остановившемуся в доме Энитен Туэр: «Не задерживайтесь в Камрисе. Нам грозит новая беда: в Миртельвейнском болоте обнаружена новая порода метласских змей, жалящих кирл-анкешидом...»
Глава VII
На следующее утро Асандир забрал из кузницы лошадей, где им меняли подковы, затем вытащил осовелого Дакара из публичного дома, в котором тот провел ночь. Сомнительно, чтобы после изрядного количества
— Когда наступит мой час предстать перед Даркароном-мстителем, он покажется мне ангелом милосердия.
Намотав поводья на локоть, Дакар поддерживал руками голову. С десятилетиями отточенной сварливостью он бросил Асандиру:
— Не понимаю, зачем тогда ты говорил, что мы пробудем в Эрдане еще два дня?
Маг ответил совсем тихо; кроме Дакара, никто его не услышал. Зато все увидели, как ответ этот подействовал на Безумного Пророка. Его мясистые щеки побелели, а сам он мгновенно выпрямился в седле и, пришпорив пятнистую кобылу, поскакал в направлении городских ворот. Все жалобы и упреки прекратились. Молчал Дакар и по выезде из Эрданы, хотя лошади двигались рысью и каждый шаг отзывался болью в его хмельной голове.
На этот раз Лизаэр воздержался от подтруниваний. Он знал, что Аритон где-то провел ночь, не пригласив брата составить ему компанию. Лизаэру было досадно; спрашивать Аритона напрямую он считал невежливым, а какой-нибудь удобный повод все не представлялся. Подробности ночной прогулки Аритона оставались неизвестными. Не было сказано ни слова и о том, зачем вдруг Энитен Туэр понадобилось спешно стирать и сушить его камзол. Асандир — тот вообще с самого рассвета оставался погруженным в свои мысли. Может, Дакар и не прочь был поболтать, но, похоже, учитель чем-то крепко связал язык этого забулдыги. Во всяком случае, подобная молчаливость мага из Содружества Семи явно отличалась от обычной задумчивости и могла предвещать события не из приятных.
Впрочем, Аритона это не особенно волновало. Теперь, когда загадка его странных обмороков была разгадана, а поставленная Асандиром преграда устранена, Повелитель Теней немного успокоился, не утратив тем не менее присущей ему бдительности; Аритон понимал, каковы будут последствия, согласись он принять королевскую корону. Он ждал, что время и обстоятельства дадут ему шанс разрушить замыслы Асандира. Пока же он ехал рядом с братом, и даже взбрыкивания мышастой кобылы не отражались на их оживленной беседе. Лизаэр был только рад такой неожиданной перемене. Ему не хотелось долго находиться наедине со своими мыслями, ибо они неизменно обращались к потерям, которые он понес, оказавшись изгнанником. Поэтому он искренне смеялся над остротами Аритона, и даже встречные путники, из-за которых приходилось прерывать разговор, его не раздражали. Мимо них стремительно скакали посыльные, неспешно катились тяжело груженные крестьянские возы, а в одном месте пришлось остановиться и пропустить стадо коров, которое, вздымая облака пыли, пастухи гнали на рынок.
Чем дальше от Эрданы, тем все реже попадались деревни и хутора. Братьев это не удивляло; такую же картину они наблюдали после выезда из Западного Края. Асандир задал быстрый темп, и ближе к вечеру обжитые места остались позади. Дорога превратилась в пустынный проселок. Холмы Кармака сменились лесистыми долинами, прорезанными ручьями и ручейками. От журчания воды туман казался живым, а воздух был полон морозной свежестью. Несколько раз цокот копыт вспугивал оленей, и те стремительно уносились прочь через кусты. Головы самцов были украшены великолепными рогами, но шкура перед зимней линькой утратила гладкость и блеск, да и бока оленей даже после летнего выпаса не округлились.