Проклятие феи
Шрифт:
– Нужно решить, что мы скажем, – удивительно ровным, спокойным голосом заговорила Рози. – У нас не так много времени. Люди лорда Прендергаста вскоре догонят Дрока и Резвого, а следом подтянутся и деревенские – как только выглянут за двери глотнуть свежего воздуха перед сном и увидят зверинец у нас во дворе. Мой двадцать первый день рождения уже близок. Вы ведь прибыли сюда сообщить именно об этом, не так ли, Айкор? И тогда окончательно решится моя судьба, к добру или к худу. Что же мы должны предпринять?
Часть четвертая
Глава 16
Рози снова стояла у странного окна непривычной новой спальни, глядя в темноту на ряды крыш и гадая, что
Окно, у которого она стояла теперь, располагалось высоко, куда выше, чем любой деревенский дом или даже дерево, на которое случалось залезать Рози. И крыши, на которые она смотрела, не походили на привычную мешанину крыш сараев и пристроек, подобающих любому дому, где жили несколько поколений деревенских мастеровых, в окружении не слишком опрятной общинной земли. Вместо них перед ней расстилалось море флигелей, конюшен, оружейных, часовен, пекарен, маслобоен, домов для слуг и еще множества стен и крыш, для которых она не находила названий, а вокруг лежали ухоженные парки, выгоны, сады с птичьими вольерами.
Она была в Вудволде.
Рози хотелось, чтобы рядом лежала кошка, подергивающая хвостом под звездным светом и неразборчиво бормочущая. Но комната в башне, выбранная лордом Прендергастом и одобренная Айкором, располагалась действительно высоко, а мешанина крыш вызывала тревогу даже у кошек, любящих залезать повыше. Здесь всегда бывало тихо, но сегодня не слышалось ни уханья сов, ни ржания лошадей в конюшнях, ни лая собак в округе. Молчали даже мыши за обшивкой стен и голуби под изящными козырьками крыш.
Все застыли в ожидании…
Завтра наступит двадцать первый день рождения принцессы…
Предстоял большой бал – о большем никто не слышал, не говоря уже о том, чтобы видеть, и Рози, словно возвращаясь из изгнания или оправляясь после изнурительной болезни, вспоминала старые истории о том, каким будет бал в честь двадцать первого дня рождения принцессы.
Придворные, в том числе (пока что) сорок четыре мага и двадцать шесть фей, прибывали в течение последних двух месяцев. Айкор, особый представитель королевской феи, приветствовал их и сообщал все, что им необходимо было знать. Если кто-то из них испытывал сомнения (все волшебники уж точно, просто из принципа), никто не решался с ним спорить. Поскольку в истории – той, которую излагал Айкор, – утверждалось, что это фея королевы, Сигил, спасла принцессу в день именин, дала отпор Перниции и придумала убежище для принцессы. (Как следствие, к феям по всей стране стали относиться с совершенно непривычным для них почтением, которое самые рассудительные из них находили весьма досадным.)
Сама Сигил не только отказалась от заслуженных почестей – она померкла до смутной бесцветной тени при королеве, и уже спустя мгновение после встречи никто не мог быть уверен, что видел ее вовсе. Но другие придворные, величественные и капризные, хлынули в Двуколку, жалуясь на дороги со столичным выговором, и повезли с собой изысканные подарки для Прендергастов и принцессы.
Король с королевой и трое их сыновей отправились в Двуколку почти сразу после того, как было объявлено, где находится принцесса. Объявление это прилетело из Двуколки в столицу на крыльях заклинания. Но они проезжали через всю страну долгой дорогой: встречались с народом, радостью на собственных лицах убеждали людей в правдивости новостей, уверяли их, что возвращаться в столицу они будут еще более длинным путем, представляя всех желающих принцессе, которая наконец-то освободится из заточения.
Никто не упоминал о том, что Сигил просила короля с королевой не прибывать в Вудволд до самого дня бала.
«Вудволд! – повторяли люди по всей стране. – Как удивительно! Нам и в голову не приходило подумать о Вудволде!»
«Поди разбери этого лорда Прендергаста, с его-то манерой держаться наособицу», – говорили другие.
Правду
Вся страна вела себя так, будто начался праздник, будто все праздничные дни года – последних двадцати с лишним лет – смешались, образовав одно грандиозное, радостное празднование, от которого невозможно было отказаться. В истории, рассказанной Айкором, прямо утверждалось, что бал принцессы станет окончательным поражением Перниции. Перниция потерпела неудачу. У нее был двадцать один год, и она не справилась. Они уберегли свою принцессу. В ее двадцать первый день рождения никто не будет тревожно оглядываться через плечо, высматривая черно-фиолетовые тени там, где не может лежать ни одна честная тень, – они будут праздновать конец тьмы.
Это было частью великого волшебства, сотворенного Сигил, Айкором, Тетушкой и Катрионой. Это было частью их последнего, отчаянного хода против судьбы, поймавшей принцессу в ловушку в день ее именин. Пусть люди верят, что Перниция уже проиграла и день рождения принцессы – самое время для ликования. Пусть они безоглядно полюбят возвращенную им принцессу, чтобы сама любовь стала для нее защитой и обороной – а за этой защитой можно будет создать и другие, тайные защиты.
Люди забыли. Человеческой природе свойственно забывать, размывать границы, пересказывать истории, заканчивая их желаемым образом, помнить все, как должно было быть, а не как было на самом деле. И Тетушка, Катриона, Айкор и Сигил позаботились о том, чтобы люди забыли, чтобы они вспоминали случившееся самую малость – самую существенную малость – неправильно.
Перницию невозможно победить какими-либо обычными средствами – прямыми атаками магии или оружием. Пришлось найти иной путь.
Это было столь обширное обманное заклятие, что четыре феи все время бодрствования бродили наполовину в мире чар, а когда спали, недолго и беспокойно, оно вторгалось в их сны. Катрионе казалось, будто они с Тетушкой, Айкором и Сигил распустили собственные человеческие облики и из полученной нити связали образ мира – мира, где Перниция потерпела поражение, а двадцать первый день рождения некогда пр'oклятой принцессы был радостным и беззаботным событием. Где беспокоиться следовало только о том, как бы не пропустить ничего особенно вкусного из угощения и достаточно громко крикнуть, когда будут пить за здоровье принцессы. По выражению лиц Тетушки и Айкора – лиц людей, чьи тела едва удерживают одежду в нужных пределах в высоту и ширину, потому что от них осталось совсем мало, если не считать магии, которую они поддерживают и претерпевают, – она понимала, что они разделяют ее чувства.
Теперь, ощутив себя истрепанным, еле ковыляющим существом, она задумалась, не было ли некогда человеком и истрепанное, еле ковыляющее, упорное заклятие. Они с Тетушкой больше не видели его с тех пор, как Айкор прибыл в Туманную Глушь. Она не знала, распалось оно, вернулось домой или…
Все заговорщики гадали, почему молчит Перниция. Айкор выиграл предпоследнюю схватку: нашел принцессу раньше, чем она, но новостей о возвращении принцессы не просто не скрывали – они подняли оглушительный шум во всех эфирных слоях, от самых темных подземных палат гномов, земляных духов и скальных ведьм до высоких холодных царств тучеедов и звездных танцоров. Перниция знала, как не могла не знать и о том, что некие чары убеждают жителей страны, которую она собиралась сокрушить, будто ее замысел уже провалился. Но она выжидала. Как только пройдут последние дни до двадцать первого дня рождения принцессы, Перниция войдет в полную силу. День рождения и их последнее противоборство. И Катриона испытывала нелепую признательность за молчание врага, поскольку сомневалась, что шаткая иллюзия заговорщиков выдержит хотя бы один раскат хохота Перниции, того демонического смеха, который оборвал знамена в день именин принцессы.