Проклятие китайского колдуна
Шрифт:
– Да, – проговорила я, – Захар прекрасно знает, что я – трудная добыча. Ящер никак не годится на роль охотника.
– Новые сообщники? – предположила Даша. – Сколько воды утекло, многое могло измениться.
– Это точно, – сказала я и внезапно подумала о том, о чем мне думать совсем не хотелось. – А вдруг экстрасенсорная сила Захара развилась до такой степени, что он может управлять энергией на огромном пространственном расстоянии? Это, конечно, маловероятно, но... но не невозможно, – но вслух я ничего не сказала.
– Не знаю, – проговорила Даша
– Ну и что? – спросила я.
– А то, – закончила Даша, – три дня небо все темнело и темнело – каждый день тучи сгущались – и наконец небо было просто черное – днем черное, понимаешь? Очень необычное состояние. Все питерцы ждали, что произойдет что-то страшное. Жутко было ждать. С минуты на минуту. Вот что-то подобное происходит с нами и сейчас.
Я не нашлась, что ответить. Просто пожала плечами.
Толстяк успокоился только тогда, когда желтая приземистая машина такси отвезла его на самую окраину города. Он вышел из автомобиля, покачиваясь и пытаясь огромным пунцовым платком унять лившийся по его раскаленному лицу пот. Заметив неподалеку укрытое от солнца грязноватым брезентом кафе, он направился туда.
Официант прибежал не тотчас же, как только Толстяк уселся за столик – Толстяк минут пять покачивался на пластиковом стуле, одна ножка которого была отчего-то короче трех оставшихся.
– Все, – бормотал он себе под нос, – это был последний раз. Теперь уже все... Назад – домой, в Питер. И пусть этот... и пусть он делает то, что обещал. Хватит меня шантажировать...
Он шумно выдохнул и, подняв глаза, увидел, что над ним, склонившись почтительно, стоит китаец в белом, но грязном и захватанном руками фартуке.
– Воды, – попросил Толстяк, – минеральной, без газа...
Желтое, плоскоскулое лицо китайца скривилось в гримасе недоумения.
– Ах ты черт... – сморщился Толстяк, сообразив, что он только что пытался сделать заказ на русском языке, – воды, – снова попросил он, перейдя на английский, – минеральной. Только без газа... Понимаешь, тупая рожа, без газа!
Через минуту Толстяк уже жадно пил воду прямо из горлышка пластиковой бутылки – крупные капли, катились по его горлу вниз и расплывались серыми кляксами на белом вороте его рубашки.
Запищавший в кармане телефон заставил Толстяка содрогнуться всем крупным телом. Бутылка вылетела из рук и покатилась под столик, щедро орошая холодной водой песчаную пыль никогда не метенной мостовой.
Толстяк, поперхнувшись, надолго закашлялся, одновременно доставая из кармана телефон и включая его.
– Да! – сипнул он в трубку, стараясь подавить все еще терзающие его горло спазмы.
– Что с тобой? – холодно спросили его.
– Ничего, – быстро ответил Толстяк и, прикрыв трубку рукой, старательно прокашлялся,
– ничего, – повторил он уже более или менее чистым голосом, – просто поперхнулся и вот…
– Выполнил все, о чем я тебя просил?
– Да, – проговорил Толстяк, – все как ты… как вы говорили.
Трубка некоторое время молчала. Потом холодный голос появился снова.
– Что у тебя с голосом? – услышал Толстяк новый вопрос.
– Я же говорю, – ответил он, – поперхнулся. Воду пил, и тут зазвонил телефон…
– Волнуешься.
– А как же?! – Толстяк даже попытался усмехнуться, но снова закашлялся.
– Так значит – поперхнулся, – повторил голос в трубке, – да нет… Не потому, что ты поперхнулся у тебя голос такой… странный.
Толстяк похолодел.
– А почему? – нашел в себе силы осведомиться он.
– А потому, что ты мне врешь, – твердо заявил собеседник Толстяка.
Несколько минут Толстяк пусто смотрел в туманно плывущее перед его глазами пространство и облизывал совершенно сухие губы.
– Я не вру… вам, – выговорил он наконец.
– А я тебе не верю, – последовал немедленный ответ.
– Но…
– Рассказывай, как все было на самом деле, – услышал Толстяк, – что-то у тебя пошло не так, иначе бы я не почувствовал… Все, с самого начала. И лучше для тебя будет, если ты ничего не пропустишь и ни одного момента не утаишь… Понял?
– Понял, – вздохнул Толстяк и начал рассказывать.
Он говорил долго – вспоминал каждую минуту, стараясь, чтобы речь его звучала спокойно и солидно. Несколько раз его голос дрогнул, но… всего только несколько раз. Толстяк рассказал своему суровому собеседнику все.
– Понятно, – услышал он наконец холодный голос и с тоской подумал о том, что некоторые моменты его рассказа, может быть, он озвучивал зря, – разбитый стакан…
Толстяк услышал смешок и почувствовал вдруг, как несколько раз непроизвольно дернулось его левое веко.
– Незапертая дверь… – констатировал собеседник Толстяка, – грязная работа, мой милый. И ты сам это должен понимать. Так ведь?
– Но меня никто не заметил, – проговорил Толстяк.
– Повезло, – уверили его, – дико и непростительно повезло… В следующий раз такого может не случиться.
– Как это – в следующий раз? – напрягся Толстяк, – мы же с вами договорились, что это поручение будет последним и смогу вернуться в Россию… А я так понял по… по вашему тону, что моя миссия в Китае еще не закончена… Вы ведь сами мне говорили…
– Помолчи! – отрывисто донеслось из трубки, и Толстяк немедленно заткнулся.
– Молчи и слушай, – Толстяк молчал и слушал, сжав правую ладонь в пухлый кулак, очень похожий на небольших размеров диванную подушку. – Чтобы долго не говорить, скажу лишь, что ты – фактически сорвал задание. Объект, который я тебе заказал, очень сложный. Она вряд ли сумеет засечь тебя, если ты будешь делать все так, как я тебе говорю – и не проколешься как в этот раз. Разбитый стакан… незапертая дверь… Может быть, еще что-нибудь там опрокинул или своротил, неповоротливая свинья?