Проклятие лорда Фаула
Шрифт:
И над всем этим стояло такое зловоние насилия, что Кавинанта затошнило. Первым его побуждением было бежать. Он страдал проказой, и потому мертвые существа были опасны для него. Но он заставил себя остаться, из сумятицы своих чувств выловив тем временем первоначальное впечатление. При первом взгляде на это существо ему показалось, что с его смертью Страна избавилась от чего-то отвратительного. Но вскоре его глаза и нос подсказали ему, что это не так. Зло, угнетавшее его чувства, исходило от убийства — от костыля, а не от существа. Его плоть имела запах растерзанного здоровья; она была естественна, уместна — вполне нормальная часть здоровой жизни Страны.
Зажав нос, чтобы не чувствовать зловония преступления, Кавинант повернулся и вышел.
Оказавшись вновь под солнечным светом, он
Весь остаток дня он черпал силы в мыслях о том, что с каждым шагом удаляется от страшного места. По мере того как они спешили вперед, пропитанность воздуха жутким запахом стала постепенно уменьшаться. Но окончательно он не исчезал, оставаясь на некоем постоянном уровне. Когда Кавинанту и Этиаран пришлось остановиться для ночлега, причиной чему послужили усталость и темнота, его охватило непреодолимое чувство, что главные тревоги еще впереди, что убийца вейнхима находится где-то к северу от них, вызывая беспокойство и страх. Этиаран, казалось, разделяла его подозрения; она спросила его, умеет ли он пользоваться ножом, который несет с собой.
Через некоторое время, оставив безуспешные попытки уснуть, Кавинант заставил себя спросить Этиаран:
— Может быть, нам следовало… Похоронить его?
Она тихо ответила со своего невидимого в темноте ложа по ту сторону ямы с гравием:
— Они не одобрили бы нашего вмешательства. Они сами позаботятся о нем. Но меня страшит то, что они могут разорвать из-за этого свои связи с Лордами.
Ее слова вызвали у Кавинанта холодный озноб, объяснить причину которого он не мог, и он полночи лежал, не в силах уснуть, под холодным насмешливым взглядом звезд.
Рассвет нового дня ознаменовался скудным завтраком. Этиаран планировала пополнить запасы провизии накануне в очередном веймите, и теперь у нее не было вина, а хлеба и других продуктов осталось очень мало. Но все же голод им не грозил — вдоль всего пути в изобилии росли драгоценные ягоды. Однако начать путь им пришлось без горячей пищи, способной подкрепить их после холодной, беспокойной ночи. И им пришлось идти в том же направлении, которое избрал убийца вейнхима. Кавинант почувствовал, как им овладевает гнев, словно чутье подсказывало ему, что убийство было совершено специально ради него. Впервые за несколько дней он позволил себе вспомнить про Друла и Лорда Фаула. Он знал, что любой из них был способен убить вейнхима и даже сделать это безо всякой причины. И по меньшей мере один из них — Презирающий — мог без труда узнать, где он находится. Однако день прошел без злоключений. Смутная постоянная тревога в воздухе не становилась сильнее, а алианты вокруг было полно. По мере того как все новые лиги оставались позади, гнев Кавинанта понемногу утихал. Он расслабился, созерцая окружающее его со всех сторон здоровье, с неослабевающим удивлением глядя на деревья — величественные дубы и благородные вязы, на внушающие спокойствие кроны золотней, на чудесные узорчатые листья мимозы, на гибкие молодые побеги акации — и на спокойные древние очертания гор, похожие на сонные головы, склонившиеся на покатое плечо западных равнин. Подобные картины вызывали у него новое чувство пульсации жизни — пульс поднимающихся соков самой каменной основы Страны. Как контраст этому, преследующая их скверна смерти казалась одновременно и мелкой, незначительной — малозначимой рядом с необъятной обильной жизненностью гор, — и гадкой, словно акт жестокости, совершенный по отношению к беззащитному животному.
На следующее утро Этиаран изменила свой курс, повернув слегка на восток, так, что теперь она и Кавинант постепенно забирались все глубже в сердцевину гор. Они шли по извилистому пути, держась преимущественно долины, которая пролегала между горами, вытянувшись в северном направлении. И когда солнце село уже довольно низко, погрузив в тень восточные склоны, путешественники вдалеке увидели настволье Парящее.
Пока они
— Это настволье Парящее, — сказала Этиаран, — где обитают люди племени учения лиллианрилл, в то время как подкаменье Мифиль населяют люди племени учения радхамаэрль. Однажды я уже побывала здесь, когда возвращалась из лосраата. Жители настволья — очень милый народ, хотя я не понимаю их древесного учения. У них мы найдем приют и пищу, а может быть, они нам еще и помогут. Как говорится: «За правдой иди к радхамаэрль, а за советом — к лиллианрилл». А мне сейчас хороший совет нужен, как никогда. Идем.
Она повела Кавинанта через поляну к подножию гигантского дерева.
Им пришлось обогнуть покрытый грубой корой ствол, чтобы зайти с северо-западной стороны, где они обнаружили большое естественное дупло с полым основанием. Дупло несильно углублялось в дерево, размеры же его были таковы, что внутри помещалась спиральная лестница. Над первым толстым суком было еще одно дупло, из которого наверх шло уже несколько лестниц. При виде такого устройства Кавинант ощутил дрожь, вызванную давним его страхом перед высотой, о котором он уже почти позабыл с тех пор, как пережил тяжкое испытание при спуске со Смотровой Кевина. И теперь он не испытывал ни малейшего желания карабкаться по этим лестницам.
Но оказалось, что взбираться наверх не придется. Дупло, служившее входом в ствол, было закрыто тяжелыми деревянными воротами, и поблизости не было никого, кто бы мог их открыть. И вообще, вокруг было чересчур тихо и темно, чтобы это место могло подходить для человеческого жилища.
Сумерки все сгущались, а сквозь нависавшую над головой лиственную массу не пробивалось ни единого огонька и тишина не нарушалась ни единым звуком.
Кавинант взглянул на Этиаран и увидел на ее лице недоумение.
Положив руки на засовы ворот, она сказала:
— Что-то тут не так, Томас Кавинант. Когда я была здесь в последний раз, по поляне бегали дети, по лестницам двигались люди и у входа не было никаких ворот. Что-то не так. И все же большой беды я не чувствую. Здесь зла не больше, чем где-либо еще вдоль нашей дороги.
Отступив на шаг от ворот, она подняла голову и крикнула:
— Эй! Настволье Парящее! Мы — путешественники, люди Страны!
Путь наш долог, будущее наше скрыто во мраке! Что стало с вами? — Ответа не последовало, и она с раздражением продолжила: — Я бывала здесь прежде! В те дни говорили, что гостеприимство жителей настволья не имеет себе равных! И это вы называете дружбой с землей?
Внезапно сзади них раздался какой-то тихий шелест. Повернувшись Кавинант и Этиаран обнаружили, что находятся в окружении семи или восьми человек, сжимавших гладкие деревянные кинжалы. Инстинктивно они попятились назад, к воротам. Приближаясь к ним, один из мужчин сказал:
— Значение слова «дружба» меняется со временем. Мы видели тьму и слушали дурные вести. Мы должны быть уверены в чужеземцах.
В руке говорившего зажегся факел. В его свете Кавинант смог разглядеть жителей настволья. Все они были высокие, стройные и гибкие, со светлыми волосами и ясными глазами. Их одежда была того же цвета, что и ствол дерева, на котором располагалось настволье, и, казалось, облегала их тела так, чтобы за нее не цеплялись сучья. У каждого в руках был заостренный кинжал из отполированного дерева, тускло мерцавшего в свете факелов. Кавинант совершенно растерялся, но Этиаран поправила свою накидку и с суровой гордостью ответила: