Проклятие любви
Шрифт:
Он мертв, мертв. Она шептала его имя, но в голосе не было печали по утраченной любви, только некое злобное недоумение. Он дал ей возможность испытать настоящую власть здесь, в Ахетатоне, он был отцом ее детей, этот странный человек, с которым она делила ложе и который вызывал у нее двойственные чувства: щемящую любовь матери к капризному ребенку и презрение женщины к мужчине, лишенному твердости характера истинного правителя, образ которого она лелеяла в своих детских мечтах. Невзирая на высокое положение, она так и не получила корону императрицы, ради которой она рискнула пойти на убийство своей двоюродной сестры Ситамон. Вопреки детским мечтаниям, она так и не нашла любви. Всю жизнь она боролась с условностями, которые, в конце концов, была вынуждена принять. Ее необычайная красота сослужила ей плохую службу. Пока Эхнатон был жив, была жива и надежда, что это изгнание, отчасти добровольное – из гордости и страха пережить еще большее унижение, – могло закончиться полным прощением, но теперь он ушел, не важно, к какому богу, и она навсегда была низведена до почетного, но безвластного положения вдовствующей царицы. Сменхара, ее двоюродный брат, теперь становился правителем. Правда, его жена – дочь Нефертити, но между Нефертити и возможностью влияния на царственную чету стояли носитель опахала по правую руку и верховный военачальник царя – два человека, которые всю жизнь неуклонно поднимались к вершинам власти, выверяя каждый свой шаг, и которые совершенно точно не позволят ей проводить какую бы то ни было собственную политику.
Оставался еще Тутанхатон. Нефертити остро осознавала присутствие в своих владениях блаженно спящего восьмилетнего мальчика, чьи права на престол были столь же сильны, как и притязания Сменхары. Я могла бы заключить с ним брачный союз, – думала она, беззвучно ступая по прохладным плитам пола, – но мне нужна поддержка сильных мужчин, которые могли бы противостоять могуществу отца и Хоремхеба. Эйе хочет, чтобы все покинули мой город, а Хоремхеб добивается власти с помощью армии. Если я заключу этот союз с Тутанхатоном, отец и Хоремхеб сделают все возможное, чтобы я всего лишь носила корону царицы и ходила следом за своим маленьким мужем, пока они будут управлять страной. Египет созрел. Я хочу сорвать этот плод. Я хочу вернуться в царский дворец во всем великолепии, подобающем императрице, и взять, наконец, то, что принадлежит мне по праву. Тейе поступала так же, значит, я тоже могу. Но как это сделать? Я постарела здесь. Мои дни так же однообразны и похожи один на другой, как медленно падающие капли воды в часах. Без помощи сильного мужчины я ничего не смогу добиться. Но где он, такой мужчина? Никто из придворных не станет помогать мне. Люди Амона слишком слабы, их силы подорваны. У Хоремхеба есть армия. Она остановилась и прижала руки к пылающим векам, борясь с подступившей тревогой: она вдруг увидела себя со стороны – почти забытой всеми безмолвной тенью, тихо доживающей свой век в заточении прекрасного дворца, тогда как за его пределами мир изменяется вновь и вновь без ее участия. Нет! – подумала она, прислонясь к окну. – Лучше я убью себя. Тейе была умна. Она предвидела свой конец, она сама приблизила его – ей ничего больше не оставалось, и она не упустила случая, но мне, конечно, еще рано думать об этом, мой конец еще не настал. Не в тридцать пять лет! А если выйти замуж за маленького Тутанхатона и рискнуть все изменить? Но я могу проиграть. У меня слишком много врагов, которые станут поддерживать Сменхару. Сильный мужчина, царевич…
Вдруг решение само предстало перед ней, и от его дерзости у нее на голове даже волосы встали дыбом. Она метнулась от окна, усталость отступила. О нет! – думала она, затаив дыхание. – Если это откроется, я рискую жизнью. И потом, слишком мало времени. Траур по Эхнатону уже начался, осталось всего шестьдесят девять дней до того, как наследник совершит обряд отверзания уст. Но мысль все яснее вырисовывалась в ее сознании, и она поймала себя на том, что улыбается в темноту. Я попытаюсь, – возбужденно думала она. – Это стоит того. В противном случае меня до конца жизни ожидает участь вдовствующей царицы, увешанной регалиями, но начисто лишенной остроты настоящей власти. Одним ударом я смогу и перехитрить отца с Хоремхебом, и лишить наследства Сменхару, и навсегда оставить Тутанхатона в царевичах. Я еще не так стара, я еще смогу иметь детей, сыновей… Но слишком мало времени.
Она подбежала к дверям и распахнула их. Стражник вытянулся перед ней, а дремавший на табурете вестник торопливо вскочил.
– Приведи ко мне писца, – приказала она, – и начальника моей стражи. Да поскорее!
Она закрыла дверь и, слабея от страха, подошла к креслу, налила воды и залпом выпила. Собрав все свое мужество, она вышла в приемную и отпустила стоявших у дверей стражников. Когда начальник стражи и писец вошли и поклонились, она стояла у трона, и от волнения сердце едва не выпрыгивало у нее из груди.
– Достаточно ли здесь света? – спросила она. Писец сел перед ней, скрестив ноги, кивнул, обмакнул перо в чернильницу и замер в ожидании. – Тогда пиши. – Она говорила шепотом, от возбуждения в горле пересохло. – «Его величеству царю Суппилулиумасу, владыке Хеттского царства». Тебе известны остальные его титулы; впиши их сам. Потом напиши: «Мой супруг умер, и у меня не осталось сыновей. Говорят, что твои сыновья уже достаточно взрослые. Если ты пришлешь ко мне одного из них, он станет моим мужем, потому что я не желаю брать в мужья никого из своих подданных». Как будет «царица» по-аккадски?
– Дахамунзу.
– Значит, подпиши «Дахамунзу». Ну и что вы уставились? – Мужчины смотрели на нее в немом изумлении. – Я прекрасно знаю, что делаю. Если Суппилулиумас согласится на мое предложение, угроза со стороны хеттов нам будет уже не страшна. Ты хотел что-то сказать? – обратилась она к начальнику стражи.
– Но, царица, они же наши враги! Ты хочешь посадить хетта на трон Гора?
– Да. – Теперь, когда опасные слова были уже сказаны, к ней возвратилось хладнокровие. – Подумай! Брачный союз, после заключения которого угроза вторжения хеттов в Египет исчезнет навсегда. Иноземный царевич не будет облечен настоящей властью, потому что вся она останется в моих руках. – Внезапно ощутив дрожь в коленях, она опустилась на трон. – И вообще, я не обязана объяснять тебе мотивы своих поступков. Я просто приказываю, а ты делай то, что тебе говорят. Ты лично отвезешь свиток в Богаз-Кёй, и смотри никому не проговорись по дороге, в чем состоит твоя миссия. В Мемфисе будь осторожен – у Хоремхеба там полно солдат, которые следят за движением по реке и патрулируют идущую по пустыне дорогу в Сирию. Если тебя спросят, скажи, что везешь приказы для Мэя от Птенца-в-гнезде Сменхары.
– Но, царица, – настаивал начальник стражи, все еще мертвенно-бледный, – наша армия уже выступила в страну хеттов. Я могу оказаться в самой гуще сражения, в котором Египет может одержать победу!
Я не хочу, чтобы Египет победил, – холодно подумала Нефертити. – Победа в этом сражении может сделать Хоремхеба самым опасным человеком в стране.
– Не думаю, что наши войска уже встретились с войсками хеттов, – ответила она. – Но даже если и так и они победят, переговоры, которое я открываю, послужат укреплению наших позиций. Отправляйся сегодня же. Сколько времени занимает дорога до Богаз-Кёя?
– По меньшей мере, три недели.
От мрачных предчувствий у Нефертити закрутило в животе. Нет, – думала она. – Нельзя начинать считать дни, иначе за это время я сойду с ума.
– Сделай все, чтобы обернуться как можно скорее. Возьми золота для подкупа хапиру в Синае и покупки лошадей. Возьми с собой охрану, но не слишком много, чтобы не бросалось в глаза. Если ты справишься с этим поручением, солдат, тебя ждет большая награда и хорошее продвижение по службе. А тебе, писец, отрежут язык и переломают руки, если ты проронишь хоть слово о своей сегодняшней работе. Ты понял? – Тот кивнул, подавая свиток, она прижала свою печать к теплому воску и бросила документ посланцу. – Реквизируй по дороге любые средства передвижения, какие понадобятся. На это у тебя есть полномочия.
Не успели они завершить поклоны, как она, вся дрожа, покинула их. Скользнув в постель, Нефертити натянула покрывало до подбородка и закрыла глаза. Уснуть не удавалось. Она лежала, представляя себе, как начальник стражи направляется к пристани, где стоят ее суда, разговаривает со смотрителем в свете пылающих факелов, потом поднимается на борт ладьи. Она изо всех сил старалась отвлечься от тревожных мыслей. Задуманный ею план приведен в действие, теперь оставалось только ждать.
Хоремхеб тоже положил начало некой цепочке событий, однако, в отличие от Нефертити, он не делал попыток отвлечься от мыслей об их последствиях. Когда начался траур по фараону – время, когда традиционно проходили лишь официальные процедуры, не терпящие отлагательств, и темп жизни двора замедлялся, – он удалился в свое поместье, чтобы поразмыслить о последствиях отданного им приказа о мобилизации и о возможной политической стратегии нового правления Сменхары. По мере того, как войска медленно продвигались в южную Сирию, ему начали поступать донесения от офицеров, которые он, как и обещал, передавал Эйе. Он очень хотел бы оказаться вместе со своими солдатами, зная, что они уважают его не только за то, что он был хорошим командиром, но также и за то, что он не ставил себя выше их, разделяя с ними трудности, которые несла с собой воинская служба, – плохую еду, жесткий тюфяк и изнурительные марши, каких было немало в жизни солдат. Без него боевой дух армии может упасть. А теперь в войсках еще могут начаться разговоры, что военачальник остался в Ахетатоне, потому что не верит в успех предстоящей битвы с хеттами, мало ли какое оправдание он для себя придумал.
Он не осмелился оставить город до коронации Сменхары, потому что, хотя он и заверял Эйе в нерушимой дружбе и доверии, их отношения быстро ухудшались. Эйе не верил, что спасение Египта лежит в укреплении его военной мощи. Он с подозрением смотрел на возможность возвышения офицерской элиты. Привыкший всегда справляться с трудностями посредством дипломатии и косвенного воздействия, он считал упадок империи и угрозу со стороны Суппилулиумаса результатом неспособности Эхнатона наладить должным образом дипломатические отношения с остальным миром и видел выход из создавшегося положения в прежнем традиционном налаживании связей посредством посланников и дипломатических миссий. Хоремхеб горячо противился этому и был убежден, что ему следует держаться как можно ближе к новому фараону, чтобы убедить его продолжать войну, на тот случай если Эйе преуспеет, снискав расположение Сменхары. Пока что царевич не проявлял интереса ни к одному из них, но Хоремхеб не хотел рисковать.