Проклятие победителя
Шрифт:
Матрос на палубе крикнул:
— Назовите пароль.
— Пароль — это я, — уверенно ответила Кестрель, пряча свои сомнения. — Мое имя. Ястреб.
Повисла тишина. Кестрель так и не поняла, на что она надеется: на то, что угадала, или на то, что ошиблась, но она в любом случае ненавидела себя за свой поступок.
Что-то лязгнуло наверху. Стук металла о металл. С палубы спускали канаты с крюками. Обрадованные гэррани прицепили их к шлюпке.
Арин не пошевелился. Он уставился на Кестрель. Возможно, он до последнего не верил, что она знает пароль, или сомневался, что предаст валорианцев. Кестрель же смотрела сквозь него. Его мнение теперь не имеет значения.
Крюки в пазах заскрипели. Шлюпка поднялась над водой. Она дернулась и покачнулась — это матросы на палубе взялись за канаты. Шлюпка поползла вверх.
Отсюда Кестрель не видела веревочную лестницу на корме и гэррани в других лодках. Они слились с ночной мглой. Но она заметила, как вверх по корпусу корабля, словно рябь, движутся тени. Гэррани поднимались по лестнице.
Она еще могла предупредить матросов на борту. Она еще могла отказаться от предательства. Кестрель не понимала, как ее отец с такой легкостью принимает подобные решения и приносит жизни людей в жертву высшей цели.
Стоит ли губить людей ради шанса доставить вести в столицу? Вероятно, ответ на этот вопрос зависит от того, сколько валорианцев погибнет при захвате корабля.
Такой холодный расчет вызывал у Кестрель отвращение. Во многом именно поэтому она отказывалась идти в армию: она знала, что в состоянии принимать подобные решения. У нее и впрямь талант к стратегии. Люди слишком легко могут превратиться в ее руках в игральные костяшки, которые она разменяет на пути к победе.
Шлюпка поднялась выше. Кестрель сжала губы.
Арин бросил взгляд на тряпку, которую она сняла с головы. Наверное, он хотел заткнуть рот Кестрель кляпом, ведь она уже сказала все, что требуется. На его месте она бы так и поступила. Но он этого не сделал, и от этого ей почему-то стало еще противнее. Какое лицемерие — притворяться благородным, когда Кестрель уже видела, на какую жестокость он способен. Как и она сама.
Шлюпка поравнялась с палубой. Кестрель лишь на мгновение увидела шок в глазах матросов. Гэррани соскочили на палубу, выхватывая оружие. Опустевшая лодка закачалась, Кестрель осталась одна.
Арин уклонился от ножа моряка, выбил оружие у него из рук и ударил в шею. Матрос попятился. Арин сделал подсечку, одновременно нанося еще один удар. Его противник упал.
Драка шла по всей палубе. Гэррани легко разделывались с валорианцами, многие из которых не успели даже достать оружие. Пока моряки пытались отбиться от врагов, которых сами же подняли на борт, к ним подкралась новая угроза: на палубу высыпали те, кто взобрался по веревочной лестнице. Как и рассчитывала Кестрель, новая волна нападающих атаковала моряков со спины. Зажатые в тиски, матросы сдавались, бросая оружие. И хотя им на подмогу подоспели моряки с нижних палуб, они выбирались из узких люков, как мыши из нор. Гэррани расправлялись с ними по одному.
Доски палубы залила кровь. Многие матросы погибли на месте. Но Кестрель, сидя в шлюпке, слышала, как хрипит моряк, которого ударил Арин. Валорианец хватался за горло, задыхаясь и издавая жуткие звуки. В гуще драки она увидела и самого Арина. Он наносил удары, которые не всегда оказывались смертельными, но неизменно причиняли боль и оставляли раны.
Кестрель заметила в нем жестокость еще в день аукциона. Потом она успела забыть о ней, разглядев его острый ум, привыкнув к его нежным прикосновениям. И вот он снова тот, каким был на самом деле.
А что же она? Помогла врагам захватить валорианский корабль! Кестрель сама с трудом в это верила. Она не могла поверить, что это оказалось так легко. Валорианцев никто не мог застать врасплох. Они не сдавались. Они храбро сражались и плену предпочитали смерть.
Шлюпка перестала качаться. Кестрель встала и посмотрела на воду далеко внизу. Когда она впервые сказала, что покончит с собой, то не задумывалась об этом всерьез. Ей просто нужно было чем-то пригрозить Арину, и она нашла чем.
А потом Плут придавил ее пальцы ботинком. После смерти музыки не будет, поэтому Кестрель предпочла жизнь.
И теперь она стояла в шлюпке, зная, что, прыгнув с такой высоты, непременно разобьется о воду или просто утонет, потому что у нее связаны руки.
Что бы предпочел отец? Чтобы его дочь умерла с честью или чтобы она выжила и стала пленницей Арина? Она закрыла глаза и представила лицо генерала. Как бы он посмотрел на нее, если бы узнал, как она сдалась Плуту? Если бы видел ее сейчас?
Кестрель прислушалась к плеску волн за бортом, к крикам сражающихся и умирающих. Она вспомнила, как ее сердце развернулось, точно свиток, когда Арин поцеловал ее, как открылась ему. Но если ее сердце и впрямь свиток, тогда его стоит сжечь. Оно превратится в горстку пепла. Тайны, записанные в нем, сгинут. Никто ни о чем не узнает.
Если бы отец знал, он бы предпочел, чтобы его дочь утонула. Но она не прыгнула — не из холодного расчета, не из уверенности в победе. Ее сковал страх: Кестрель не хотела умирать. Арин прав: она доиграет эту партию до конца.
Внезапно Кестрель услышала его голос и открыла глаза. Арин кричал, звал ее по имени. Расталкивая дерущихся, он бежал от главной мачты к борту. В его глазах отражался такой же ужас, какой она испытала, глядя в воду.
Кестрель собралась с силами и спрыгнула на палубу. Удержаться на ногах не вышло, но за время тренировок она хорошо научилась защищать руки, поэтому прижала связанные кисти к груди, упала на плечо и перекатилась.
Арин поднял ее на ноги и, хотя видел, как Кестрель сделала выбор, все равно встряхнул ее, повторяя слова, которые кричал, пока бежал к борту корабля: