Проклятие победителя
Шрифт:
Она наклонилась и коснулась его виска губами. Арин мягко обнял ее одной рукой. Его щека прижалась к ее щеке. Потом он поцеловал ее в лоб, в закрытые веки, в шею. Их губы встретились. Кестрель почувствовала соленый привкус собственных слез, потом поцелуй стал глубже, и она поняла, что, должно быть, испытывал Арин, когда рассмеялся минуту назад. Это было нежное безумство… и безумная нежность. Она чувствовалась в движении его рук, которые скользили по ее платью. Жар его тела проникал сквозь тонкую ткань, заполняя Кестрель изнутри. Она все крепче прижималась к Арину.
Он слегка отстранился.
— Я еще не все тебе рассказал, — торопливо произнес он.
Карета качнулась, и на мгновение они вновь невольно прижались друг к другу.
Кестрель улыбнулась.
— У тебя есть еще какие-то воображаемые друзья?
— Я…
Тишину ночи нарушил грохот взрыва, прозвучавшего вдалеке. Послышалось испуганное ржание, одна из лошадей взбрыкнула. Карета затряслась, и Кестрель ударилась головой об оконную раму. Раздался крик кучера, свист хлыста. Карета остановилась. Рукоять кинжала больно ткнула Кестрель в бок.
— Кестрель? Ты цела?
Наполовину оглушенная ударом, она потрогала голову. На пальцах осталась влага.
Прозвучал второй взрыв. Карета снова вздрогнула — это дернулись в упряжке лошади. Но на этот раз Арин крепко держал Кестрель. Она посмотрела в окно на город и увидела странное свечение в небе.
— Что это?
Арин помедлил.
— Порох, — ответил он. — Первый взрыв был в казармах городской стражи. Второй — на оружейном складе.
Он мог просто высказать свою догадку, но по тону его голоса Кестрель поняла, что это не так. Она уже знала, что все это значит, но одновременно отчаянно не желала принимать это знание, позволяя себе задуматься лишь над тем, что сейчас происходит в городе: на них напали. Спящие стражники погибли. Враги растаскивают оружие со склада.
Кестрель выскочила из кареты. Арин бросился следом.
— Кестрель, вернись!
Она его не слушала.
— У тебя кровь, — сказал Арин.
Кестрель бросила взгляд на кучера-гэррани, который изо всех сил натягивал поводья, осыпая ругательствами непослушных лошадей. Свет над городом разгорался: начинался пожар. Она посмотрела на дорогу. До виллы оставалось всего несколько минут пути.
Кестрель сделала шаг по направлению к дому.
— Нет! — Арин схватил ее за руку. — Мы должны вернуться вместе.
Лошади притихли. В тишине раздавалось лишь нестройное фырканье и перестук копыт. Разум Кестрель зацепился за одно-единственное слово: «должны».
Знание, от которого она отвернулась, больше невозможно было игнорировать.
Почему Арин просил ее не пить вино? Почему нельзя было пить вино?
Она подумала о Джесс и Ронане, обо всех, кто остался на балу.
— Кестрель… — Арин говорил тихо, но настойчиво, словно собираясь ей что-то объяснить. Она ничего не хотела слышать.
— Пусти.
Он убрал руку и понял, что она обо всем догадалась. То, что ждало ее дома, было не менее опасно, чем порох и отравленное вино.
И Арин, и Кестрель понимали, что сейчас — посреди дороги, ночью, без помощи — у нее мало выбора.
— Что происходит? — К ним подошел кучер. Он тоже уставился на сияние, разливавшееся над городом. Потом он взглянул Арину в глаза и выдохнул: — Пришел бог возмездия.
Кестрель выхватила кинжал из ножен и приставила его к горлу кучера.
— Будь проклят ваш бог, — бросила она. — Отвяжи мне лошадь.
— Нет! — крикнул Арин кучеру. Тот испуганно сглотнул. — Она тебя не убьет.
— Я валорианка. Убью.
— Кестрель, теперь… многое изменится. Но позволь мне все объяснить.
— Не позволю.
— Тогда подумай вот о чем. — Челюсти Арина напряглись, резко очерченные тенями. — Что ты станешь делать, когда убьешь кучера? Набросишься на меня? И к чему это приведет?
— Я могу убить себя.
Арин отшатнулся на шаг.
— Ты этого не сделаешь. — Однако в его глазах она увидела страх.
— Я уйду с честью. По достижении совершеннолетия нас всех учат, как это делается. Отец показал мне, куда колоть.
— Нет, ты не можешь покончить с собой. Ты ведь не откажешься доиграть партию до конца.
— Гэррани попали в рабство, потому что не умели убивать и побоялись умереть. Я говорила, что не хочу убивать. Я не говорила, что не умею. И я никогда не говорила, что боюсь смерти.
Арин посмотрел на кучера.
— Отвяжи обеих лошадей.
Кестрель твердо сжимала в руке нож, пока гэррани снимал с лошадей упряжь.
Когда она вскочила на спину коня, Арин попытался схватить ее. Кестрель ждала этого и воспользовалась тем, что сидит верхом, и тем, что у ее башмачков есть деревянный каблук. Она ударила Арина ногой в лоб, и он пошатнулся. Тогда она вцепилась в гриву коня свободной рукой и погнала его галопом.
Луна светила достаточно ярко, и Кестрель хорошо видела глубокие выбоины на дороге. Она сосредоточилась на том, чтобы не попасть в них, стараясь не думать о боли предательства. Эта боль жгла кожу, клеймом горела на губах. Башмаки потерялись по дороге, косы растрепались и хлестали ее по спине.
Вскоре она услышала стук копыт за спиной.
Ворота поместья были распахнуты, вдоль дороги лежали мертвые стражники. Среди них Кестрель увидела Ракса. Из его живота торчал короткий меч.
Ее конь несся к дому, когда арбалетный болт просвистел по воздуху и вонзился в бок животного. Конь заржал и сбросил Кестрель на землю. Какое-то время она лежала не шевелясь. Потом пальцы правой руки почувствовали пустоту, и она принялась шарить вокруг в поисках кинжала.
В то мгновение, когда ее рука сомкнулась вокруг рукояти, Кестрель увидела перед собой чужой сапог. Каблук воткнулся в грязь, а подошва нависла над ее пальцами.