Проклятие рода
Шрифт:
– Брысь! – прошипел по-змеиному. Мешала.
Та фыркнула обиженно, разом отвернулась и пропала, плотно захлопнув за собой дверь.
– Пофыркаешь мне ужо… - промелькнуло в голове, Шигона взялся за ручку. Лицо разгладилось, дворецкого было не узнать – всем своим видом выражал почтение и добродушие. Потянул на себя и смело шагнул за порог.
Давешняя девка поджидала его. Ее карие глаза смотрели на Поджогина настороженно, но высокомерно, даже насмешливо.
– Ах, ты… - чуть не задохнулся про себя от злости, но сдержался, взор к полу опустил, произнес елейно, почти
Девка ничего не сказала, только снова хмыкнула, но удалилась.
Шигона поднял глаза и посмотрел ей в спину, провожая взглядом. Про себя подумал:
– Погодь немного, будешь еще под плетью выть, вспоминать, как свысока пялилась на меня. Сперва выпорю, а после воям отдам – пусть потешаться, а затем… камень на шею, да в реку.
В ожидании княгини Поджогин прошел к окну, во двор выглянул. Видел, как челядь суетилась, лошадей запрягали, воины оружием бряцали – дело обычное, князь с княгиней к отъезду готовиться. Мысли Шигоны по-прежнему занимала девка:
– Ясно, что не дворовая, но все равно из худородных, как и сама Соломония. Даром, что Василий на ней женился, родня сабуровская так и поперла, думала осчастливит. Князь-то не слишком их жаловал…
– С чем пожаловал, Иван Юрьевич? – Услышал Поджогин голос княгини, повернулся, поклонился быстро.
– Храни тебя Бог, княгиня! – дворецкий не разгибал спину, застыв в поклоне.
– Полноте, Иван Юрьевич, хватит поклоны бить, не тяни, сказывай, с чем послал тебя князь Василий. – Речь княгини лилась величаво и неторопливо, но уловил в ней Поджогин тревожные нотки.
– А-а-а, - подумал, - чует что-то… - но распрямился послушно, глядел открыто, без лукавства. Хороша была княгиня… в самом соку женском. Волосы жгучие, как смола, упрятаны под кикой жемчугами расшитой, лицо белое, глаза карие, почти черные – кровь татарская в них, да в волосах видна, но распахнуты широко, без узости азиатской. Одета скромно, но сукно-то дорогое, немецкое, да пальцы сверкают каменьями перстней. Княгиня великая, одним словом.
– Великий князь и государь наш велел кланяться тебе княгиня.., - начал было дворецкий, собираясь вновь переломиться в поклоне, но Соломония перебила его в нетерпении:
– Я же молвлю тебе, полноте, Иван Юрьевич, бить челом попусту!
Круглое лицо ее раскраснелось, не от гнева, от волнения. Пальцы нервно крутили кольца, а глаза жгучие так и впились в дворецкого.
– На богомолье зовет тебя великий князь! – Шигона взмахнул рукавами в стороны – вот, дескать, и все.
– На богомолье… - повторила за ним княгиня с явным облегчением, взор отвела в сторону. Высокая грудь поднялась и опустилась с выдохом глубоким. – А что ж сам-то не зашел, сам не сказал? – Вновь взглянула на дворецкого, уже не скрывая тревоги.
Поджогин улыбнулся широко:
– Сам уже в путь собирается, вон выгляни в окно, посмотри, как челядь бегает.
Княгиня подошла к окну, выглянула:
– Что так поспешно, Иван Юрьевич? Почто меня не ждет?
– То не ведомо мне. – пожал плечами дворецкий. – Сказано лишь сопровождать тебя, княгинюшка.
Соломония внимательно вглядывалась в суету на дворе. Вдруг, откуда-то со стороны, появился князь. На окно ее посмотрел, заметил. Княгиня встрепенулась, даже рукой ему замахала. Но Василий, как-то странно смутился, отвернулся тот час, махнул рукой, чтоб коня подавали, на руки подставленные ногой оперся и в седло заскочил. Сразу поводья подобрал, развернулся и к воротам. Воины за ним, торопясь, поскакали, возок митрополичий прокатил мимо, телеги с припасами, как-то быстро и двор весь опустел.
– Сопровождать… - рассеянно повторила за Поджогиным княгиня. Потом тряхнула головой, к нему повернулась. – А что, я без провожатого не доеду?
Шигона опять развел руками:
– Таков наказ великокняжеский…
Опять глубоко вздохнула опечаленная Соломония:
– Раз наказ, исполняй его. – Покорно голову опустила, спросила чуть слышно. – Когда едем-то?
– Да, поспешать надобно, - охотно подхватил Шигона, - князя догонять с митрополитом. Я уж и лошадей велел закладывать.
– Ох ты! – всплеснула руками Соломония, - мне же собраться время надобно.
– А ты скажи, княгиня, девкам, что брать, пусть они сундуки-то собирают, а мы тем временем налегке тронемся. Князя догоним, - Шигона на ходу придумывал, - глядишь, он тишком далее поедет, тут и сундуки подоспеют.
– Да, - заторопилась княгиня, - ступай, Иван Юрьевич, я скоро. – И уже девке нам знакомой, - поспешать, надобно, Любава, пойдем смотреть, что собрать. – Соломония, забыв о Шигоне, стремительно вышла. Любава, чуть повременив, внимательно и серьезно посмотрела на дворецкого, заметив усмешку на его лице. Поджогин был доволен – все прошло гладко.
– Иди, иди! – кивнул он ей - Слышала, что сказано!
Любава сверкнула ненавидяще взглядом и вышла вслед за княгиней.
Скоро не получилось, выехали лишь под вечер. Да Поджогин особо и не торопился, только для виду. Надо ж было дать время князю с митрополитом отъехать, а то неровен час догоним и вправду. Главное от дворни княгининой избавиться. Соломония ехала вдвоем с Любавой, остальные сундуки укладывали и должны были утром отправиться. Княгиню сопровождал Шигона да с два десятка его холопов верных. Сами верхами ехали, а княгиня с девкой в возке крытом. Народ и не видел кто. Зеваки, что встречались на дороге, шапки привычно сдергивали – видели, что знатный боярин верхом едет, а кто в возке и не ведомо. Великого князя с утра видели, митрополита тоже, знать, княгиня в Москве осталась.
Вторую ночь у Шуйских в вотчине провели. Странно было, никто из бояр не встречал. Трапезничали молча, вдвоем с Поджогиным. Тот веселость свою обыденную словно потерял, словно язык проглотил, сидел нахмурившись. Соломония даже спросила:
– Что не весел, Иван Юрьевич?
Отозвался:
– Притомился что-то дорогой. Ты уж прости, великая княгиня, холопа верного. Годы уже не те… - Насмешка в голосе дворецкого почудилась Соломонии, когда титул ее называл. Но Шигона глаз от стола не отрывал, сидел потупившись. Больше не говорили. Разошлись после ко сну.