Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания
Шрифт:
— Не повиноваться вздумали? — заорал десятник, но его слова заглушил первый раскат грома. Словно отвечая, в проулке завыл ветер, заставляя людей пригнуться. — Ты что, хочешь, чтобы они сбежали?
— Куда они побегут в такую погоду?
Десятник еще колебался, но в пыль упали первые капли дождя. Тучи сомкнулись над городом, и молния торжествующе прорезала полнеба, отчего улица осветилась голубоватым светом.
— О Непостижимый, сбереги нас!
Раздался торопливый стук подкованных сапог, заглушаемый шумом дождя и ветра. Через секунду проулок заволокло стеной
— Ничего себе! — выдохнула она, обернувшись к Баллантайну. Его лица уже было не различить в темноте, только неясный силуэт чуть поодаль. — Здесь часто бывают такие бури?
— На моей памяти таких было всего три, — отозвался он, не слишком повышая голос, хотя сейчас их никто уже не услышал бы. — И ни одной не случалось настолько кстати. Ты боишься грозы, Гвендолен?
Он почти угадал — крылатые под дождем всегда чувствовали себя неуютно, не понимая, как зовущее к себе небо может быть таким недружелюбным. Кроме того, из поколений в поколение передавали рассказы о погибших от удара молнии и брошенных порывом ветра на землю. Летать в грозу строго запрещалось — считалось, что воинственный бог Огра, соперник Эштарры, специально разыскивает и убивает ее детей.
— Н-нет, — сказала Гвендолен без особой уверенности и придвинулась к Эберу. — Просто если дождь будет лить так сильно, подвал скоро затопит.
— До этого еще далеко, — Баллантайн успехнулся. — В любом случае, я предпочитаю соседство воды, а не эбрийских гвардейцев.
Возразить на это было нечего. Тем более что как всегда, когда он ее обнимал, Гвендолен теряла всякое ощущение действительности, кроме прикосновения его ладоней.
— У тебя, похоже, окончательно складывается цель в жизни — постоянно спасать одного отставного круаханского чиновника, который обладает особым искусством наживать неприятности. Вместо того, чтобы радоваться луне и летать по небу. На худой конец — сочинять хвалебные стихи для вандерского короля в обмен на золото. Ты ведь рисковала из-за меня жизнью, Гвендолен. И я не хочу, чтобы ты продолжала это делать.
— Ты не хочешь мне счастья?
Баллантайн невесело засмеялся.
— Счастье довольно сомнительное.
— Зато мое, — сказала она упрямо.
— За что ты так ко мне относишься. Гвендолен?
Туча вновь разошлась с громким треском, разорванная молнией, Гвендолен увидела лицо Эбера совсем близко, искаженное неуверенностью, тоской и еще чем-то, похожим на грустную надежду. Ее сердце перевернулось, настолько он был непохож на привычных мужчин, до краев наполненных убежденностью в собственной ценности.
— Я тебя люблю, — сказала она прежде, чем окончательно поняла, что произносит.
В наступившей темноте он попытался найти ее губы, но вместо этого неловко прижался к щеке. Гвендолен часто вспоминала потом это мгновение, наверно, единственное в ее жизни, когда она почувствовала, как души прикасаются друг к другу. В чем-то это было еще сладостнее, чем пальцы Баллантайна в самых тайных
— Дагди, я же ничего не вижу в темноте, в отличие от тебя! — услышали они возмущенный голос.
— Тебе что, коряво огонь запалить?
— Явились, — вздохнула Гвендолен, с сожалением отодвигаясь. — Что им сделается.
В подвале загорелся дрожащий шарик синеватого огня, плящущий на вытянутой ладони Логана. Два книжника обнаружились стоящими совсем рядом. Дагадд как ни в чем не бывало таращил глаза и чему-то ухмылялся. Никаких особых перемен, кроме расстегнутой на животе пуговицы камзола, в нем не замечалось. Зато на лбу Логана красовалась солидная царапина. Впрочем, она вряд ли походила на увечье, нанесенное возмущенной толпой, скорее на след попавшейся на его пути потолочной балки.
— И это вся радость по поводу нашего возвращения? — Логан покачал головой. — Я знал, что человеческая благодарность невелика, но крылатый народ, видимо, в этом смысле еще хуже.
— Чем все закончилось? И как вам удалось уйти? — Баллантайн был гораздо любопытнее Гвендолен.
Логан торжествующе похлопал по толстому кошельку, висящему у пояса.
— Это наш старый номер. Древний, как мир, и очень простой, когда берешь с собой Дагди. Публика в восторге, а ему это только в удовольствие.
— Только лениво вытряхнулись, — Дагадд недовольно пошевелил бровями, — в Айне гораздо больше звяков сыпали.
— Ничего, — Логан еще раз взвесил кошель на ладони, — могло быть и хуже. Особенно на фоне прочих безрадостных новостей.
Он уселся на вывороченный камень, пристроил свой крутящийся огонек на полу, стащил плащ и принялся отжимать воду из ткани. Теперь было хорошо заметно, что его волосы потемнели от дождя и прилипли ко лбу. А когда Дагадд в свою очередь подошел ближе, в его сапогах послышалось очевидное хлюпанье.
— И кто тебя просил устраивать такой дождь? — ворчал Логан, тщательно вытирая арбалет полой плаща. — Хватило бы грозы и ветра, все и так бы разбежались.
— Я еще не до дна всунулся, — недовольно оправдывался Дагадд. — И где я тебе отковырну грозу без дождя? Сам бы и колошматился, коли так.
Гвендолен, подавшись вперед, смотрела во все глаза на эту безумную парочку. Она даже не отстранилась, когда Логан тряхнул плащом, и полетели брызги.
— Вы что, хотите сказать, что сами вызвали эту непогоду.
— Дагди вызвал, — буднично отозвался Логан. — Он теперь умеет. Но у него, конечно, получается еще далеко не идеально.
— Зато у тебя идеально получается сочинять сказки. Неужели ты думаешь, что мы вам поверим?
— А неужели ты думаешь, что нам нужна твоя вера, Гвендолен Антарей? Вас пока не схватили — уже хорошо.
Логан наконец закончил возиться с отсыревшим плащом, и достал из кошеля длинную обкусанную трубку и кисет. Он медленно принялся уминать табак, полностью погрузившись в это занятие, отчего молодое лицо с мокрыми волосами сделалось таинственным и сосредоточенным.