Проклятие валькирии
Шрифт:
Рунвид снова взяла её за руку и потянула вниз на скамью.
– Чего расшумелись?
– послышался из полумрака угла голос Ингольва.
– Пусть сама решает, что ей нужно. Ты не сделала ей ничего доброго, Рунвид. Только стращаешь всё.
– Ты позаботься лучше о своей участи, Улье, - резко бросила вёльва.
– Я обо всём тебя предупредила. И не тебе говорить о свободе воли, когда ты сделал её рабыней ради безопасности своей шкуры.
Ингольв сел, не сводя с Рунвид гневного взгляда. Но благоразумие всё ж победило в нём: как-никак, а той ещё помогать им рвать связь, от которой пока что были одни только беды. Старуха на него и вовсе не смотрела больше, снова разместившись в кресле,
Асвейг представляла, сколько усилий ему потребовалось, чтобы не продолжать перечить Рунвид. Ингольву пришлось на время забыть о гордости.
– Обещай мне, что до тех пор, пока не избавишься от него, - тихо проговорила вёльва, - ты подумаешь над тем, что будешь делать дальше.
Не совсем поняв, что та имела в виду под словами “избавишься от него”, но надеясь, что ничего зловещего, Асвейг кивнула.
– Я подумаю.
Глава 16
Женщины улеглись спать нескоро. Ингольв ещё долго лежал, отвернувшись к стене и слушал их тихий разговор, в котором теперь нельзя было разобрать ни слова. Но главное он узнал: Асвейг собралась на остров к мёртвому великану. Легенду об Эльдьярне он слышал когда-то давно, подробностей уже не помнил, но ни о чём хорошем там не рассказывалось. Он осерчал на людей за то, что они якобы выгнали его народ с плодородных земель. История старая, как все девять миров. И он спалил бы всех дотла, если я бы его не остановили его же собратья.
А потому намерения девчонки от этого выглядели только тревожнее.
Но он дал себе слово ни в чём ей не препятствовать больше. С того мига, как вернёт свободу. Рунвид права: о свей судьбе тоже нужно позаботиться. У него впереди много свершений, плохих, хороших ли, но необходимых. Оставлять отца и братьев неотмщёнными Ингольв по-прежнему не собирался.
Утром показалось, проснулся он первым. Но в следующий миг почувствовал острый запах каких-то трав. Рунвид готовила отвар. Верно тот, что предназначался для испытания ульфхеднара. Состав его знали только нарочно обученные женщины в Скодубрюнне, и они никогда не раскрывали его секрета другим. Для человека непосвященного он мог бы оказаться опасным.
Рунвид же зловещее предназначение зелья ничуть не смущало. Она даже тихо напевала что-то себе под нос, словно готовила похлёбку для внуков. Не в силах больше выносить этот смрад, Ингольв встал и, кивнув на ходу вёльве, вышел на маленький двор, что ютился за её домишкой. Оказалось, там пережидала приготовление на редкость вонючего снадобья и Асвейг. Она сидела на потемневшей от сырости лавке и, уперевшись локтями в ларец на коленях,смотрела перед собой. Лёгкая морось, что сыпала с неба, укрытого непроглядной пелеой серых облаков, похоже, совсем не доставляла ей неудобства.
Ингольв завязал ворот рубахи, медленно подошёл, стараясь потревожить её не слишком резко, и сел рядом.
Девушка перевела на него задумчивый взгляд и выпрямилась, накрывая коробочку краем платка. Как будто он по-прежнему мог его забрать.
– Стало быть, ты во многом разобралась вчера. Асвейг пожала плечами.
– Во многом да не во всём. Думается мне, Рунвид опять что-то недоговаривает. Но вытягивать из неё я больше ничего не хочу.
– Может быть, это и правильно. Мы хотим знать многое, но не все знания приносят радость, - Ингольв покосился на ларец.
– Даже большинство приносят только печаль. Ни одно знание о своей судьбе и о том, кто я, не принесло мне ничего хорошего.
– А кто же ты?
– кажется, ей действительно было интересно.
– Я уже поняла, что не всё, что слышала о тебе - правда.
– Правда то, что я сын рабыни и убийца. Этого из жизни уже не выкинешь. И это то, о чём я сожалею. Если первое от меня не зависело, то второе - только моя вина.
– Я думала, ты не сожалеешь о том, что убил Эйнара, - Асвейг склонила голову сильнее, заглядывая ему в лицо. Но в голосе её не было упрёка.
– Я не о том убийстве говорю. Когда мне было тринадцать лет, я убил брата. Законного сына Радвальда. Только за то, что тот надо мной насмехался. Он был вредным, правду сказать. Не в пример злее остальных. И ненавидел меня больше, словно я чем-то лично ему насолил… Я утопил его на рыбалке. Просто держал под водой, пока он не задохнулся.
Девушка не отшатнулась, продолжила смотреть так же внимательно, словно ждала продолжения истории. Да только что тут ещё расскажешь? Никто так и не простил ему того проступка. Даже отец.
– Это было давно, - наконец проговорила Асвейг, когда поняла, что Ингольв больше ничего не добавит.
– И теперь я знаю, что вряд ли кто-то может соперничать со мной в убийствах.
Она невесело усмехнулась и отвела взгляд. Ингольв посмотрел в сторону дома, откуда ещё тянуло мерзким снадобьем.
– Знаешь… Возможно, сегодня весь день я буду плохо соображать. Возможно, после и вовсе умру, когда разорвётся связь между нами. Поэтому хочу сказать сейчас, - он осторожно тронул девушку за подбородок, призывая к нему повернуться.
– Раньше я сожалел, что жизнь свела меня с тобой. Я винил тебя во многом и подозревал в зле, что ты могла против меня удумать. Но время показало, что я был не прав. И я очень надеюсь, что, когда всё закончится, ты сумеешь простить меня и найти свой путь. И может быть даже вернёшься домой, откуда бы ты ни появилась. И если я ещё смогу что-то сделать, то помогу тебе. Потому что виноват перед тобой. Я должен был объяснить всё сразу, а не выдумывать то, чего нет.
Асвейг шарила взглядом по его лицу, и её губы почему-то дрожали. Несколько мгновений она словно пыталась совладать с подступивший и слезами и подобрать хоть какие-то слова.
– Я всё понимаю, - шепнула она, когда он замолчал, не зная ещё, что добавить. И так словно душу наизнанку вывернул.
– Я давно уже поняла.
Лёгкий вихрь рыжих локонов, с утра ещё не собранных в косу, окутал его, когда девушка обняла за шею и прижалась, словно немного смущаясь, но стараясь ответить хоть каким-то теплом на его слова. Ингольв почти одурел от её близости, и подумалось даже, что зелье ему не понадобится, если только… Он обхватил Асвейг за талию и притянул к себе, усаживая на колени. С грохотом упал на землю ларец. Трепетная, словно травинка под ветром, она казалась в его руках тонкой и хрупкой. Девушка сама нашла его губы и прильнула поцелуем, таким отчаянным, словно и правда скоро умирать. Не ему, так ей. Ингольв зарылся пальцами в её волосы, отвечая со всем жаром и нетерпением: он не хотел больше сдерживаться. И чудилось, что невидимые обжигающие потоки лозой обвивают их двоих, сближая всё сильнее, требуя, чтобы они стали единым целым и не мучались больше, стараясь держаться порознь. И в этом не было ничего неправильного или чужеродного. Как будто только её одну в жизни он должен был обнимать и желать так сильно, что всё тело словно каменеет - тоже.
Горячие ладони Асвейг проникли под неподпоясанную рубаху, оглаживая каждую напряженную мышцу спины. И грудь, и живот. Они замирали лишь на тесёмках штанов, будто девушка себя одёргивала. Невероятный порыв сминал их обоих с такой силой, что можно было бы, верно, заняться любовью прямо на этой скрипучей скамье во дворе. Ингольв гладил через платье её бёдра, чувствуя, как она прижимается к нему теснее. Поднимался ладонями к лопаткам, заставляя Асвейг прогибать спину. Он целовал её тонкую шею, ощущая губами, как неистово бьётся на ней жилка.