Проклятие валькирии
Шрифт:
Скрипнула дверь, и словно холодной отрезвляющей волной их окатило с головы до ног. На счастье, это оказался Лейви. Асвейг спрятала лицо на плече Ингольва, не пытаясь спрыгнуть с его колен или сбросить руки - всё это будет выглядеть просто смешно.
– Как замечательно, - расплылся в улыбке скальд после короткого замешательства.
– Там такая вонь, а у вас тут так сладко, что аж легчает.
– Может, ты уберёшься?
– ещё надеясь, что побратим его послушает, буркнул Ингольв.
Но Асвейг всё же сползла с него и села рядом, продолжая прятать от Лейви взгляд.
–
В голове до сих пор всё плыло, и Ингольв всерьёз задумался, не выпроводить ли побратима силой, а после вернуться к прерванному занятию. Но постепенно горячечное безумие схлынуло, оставив в душе лишь тень стыда за то, что случилось. Они ведь и правда не подумали, что кто-то может сюда прийти. Асвейг, видно, это тоже осознала, и лишь благодушное настроение Лейви позволило ей остаться на месте, а не сбежать тут же.
– Что там Рунвид? Готовит мою смертушку?
– чуть придя в себя и сбросив ненужное раздражение, Ингольв снова обратился к скальду.
– Уж не знаю, что там она готовит, но от запаха аж кишки в узел заворачиваются. И как только Гагар до сих пор спит - не понимаю.
– Да он хоть проснётся?
– Асвейг с опаской посмотрела на дверь и уже встала было идти проведывать трелля.
Кто его знает, а вдруг и правда запах его дурманит и держит во сне? Но, не подтвердив опасений, помятый и злой Гагар тоже вышел продышаться.
– Никогда не стану ульфхеднаром, - проворчал он и провёл ладонью по голове, покрытой отросшим ёжиком волос.
– Я от одной только вони этого снадобья сдохну раньше.
Лейви усмехнулся, а девушка всё же отправилась в дом, так и не глядя больше на Ингольва. На щеках её до сих пор горел румянец, отчего она казалась ещё привлекательнее. Внутри аж всё заныло от нерастраченного желания. Не пора бы приступать к испытанию? Становилось любопытно, как Рунвид придумала его провести без задания хёвдинга, которое нужно преодолеть, чтобы заслужить право называться ульфхеднаром.
Вместе с Лейви и Гагаром они друг за другом вернулись в дом. Рунвид месить своё зелье перестала, а потому запах стал слабее. Кажется, на женщин он так не влиял, как на мужчин: они спокойно готовили завтрак, не обращая внимания на остатки вони.
Вместе с Лейви и Гагаром они друг за другом вернулись в дом. Рунвид месить своё зелье перестала, а потому запах стал слабее. Кажется, на женщин он так не влиял, как на мужчин: они спокойно готовили завтрак, не обращая внимания на остатки вони.
– Надеюсь, ты готов, Ульв?
– не отрываясь от занятия, промурлыкала вёльва. Она как будто находилась в приподнятом настроении - и уж что её так радовало, одной ей известно.
Оставалось надеяться, что не его возможная смерть.
– Давно уж готов. Только как ты всё устроишь? Рунвид мельком на него глянула.
– За это не волнуйся. А лучше поешь: силы тебе понадобятся.
Ингольв не понял, что запихнул в себя, лишь бы только набить живот. Взгляд то и дело обращался к накрытому тряпицей горшочку, в котором, верно, и остывало снадобье для испытания. Остальные тоже особо не разговаривали, и будто бы смутная тревога наложила печать на их лица. Когда убрали со стола плошки, Рунвид бросила на длинную лавку покрывало из медвежьей шкуры и махнула на неё рукой:
– Снимай рубаху и ложись. А вы все вон! Позову, когда надо будет, - она грозно посмотрела на Лейви, обращаясь ко всем.
Не решаясь и слова сказать в ответ, они вышли и даже дверь за собой притворили совершенно бесшумно. Ингольв разделся до пояса и лёг на шкуру, не понимая, к чему это всё. Испытание он всегда представлял себе по-другому. Рунвид подошла, снимая с горшочка ткань и нависла над ним, словно тень рока. Снизу её черты казались резкими и выпуклыми, но странно-лицо выглядело моложе.
Щедро зачерпнув вязкой жижи, от запаха которой снова качнулась дурнота в животе, вёльва намазала её на шею Ингольва, затем под мышками, а потом дёрнула тесьму штанов.
– Может, я сам?
Та скривилась, словно услышала глупости.
– Я не девчонка уже, чтобы млеть от мужского орудия, - и решительно просунула руку внутрь.
Ингольв стиснул зубы: прикосновения вовсе не были призваны нести удовольствие. Но он всё же не младенец, которого мать моет в кадке. Правда, закончилось всё быстро, и через несколько мгновений намазанную снадобьем кожу начало холодить и едва ощутимо щипать. Рунвид забормотала что-то неразборчиво и мерно, отставила плошку в сторону и вернулась. С нажимом она начертила на лбу Ингольва какой-то замысловатый знак: как он ни силился понять, что это за руны -не смог. Следующую отметину вёльва оставила на груди, и ещё одну - на животе.
– Разрыв связи с Асвейг будет твоим испытанием, - уже издалека донёсся голос старухи, но такой молодой и сильный, словно говорила не она.
– Если переживёшь его, то станешь воином-волком, самым сильным из всех. Если погибнешь… Такова твоя судьба. Но она будет свободна.
– Ты обманула меня… - он пошевелил губами, но ни единого звука не сорвалось с них.
Топкий дурман поглощал его всё сильнее. Под мышками и в паху уже горело огнём, ещё не позволяя окончательно провалиться в забытьё. Всё новые и новые сплетения рун покрывали его тело. А там, где когда-то вырезала свою метку Асвейг, словно содрали кусок кожи.
Руки Рунвид исчезли, но Ингольв уже не мог даже открыть глаза, чтобы посмотреть, куда она ушла. А после бесконечных мгновений дурнотного небытия, его груди коснулись совсем другие ладони. Он всё же приподнял веки и, прежде чем потерять сознание, увидел Асвейг
Очнулся он от того, что затекли руки, попытался пошевелить ими - и понял, что висит вниз головой, привязанный за ноги. Верёвка резкой болью впилась в щиколотки. Ингольв покачнулся, стараясь удержать внутри всё съеденное на завтрак, и огляделся. Этого просто не могло быть! Он висел на одном из ясеней, что окружали храм в Скодубрюнне. Он совершенно не мог ошибиться: его вытянутый силуэт, острые крыши с головами коней ни с чем не спутаешь. С веток других деревьев свисали полуистлевшие туши когда-то принесённых здесь в жертву животных. Над некоторыми ещё кружили блестящие мухи, а от других остались лишь кости с лохмотьями сухой плоти на них.