Проклятие Валнира
Шрифт:
Манфред остановил коня рядом с телом брата. Генералы окружили его. Граф окинул труп долгим печальным взглядом.
Райнер нервно сглотнул и отсалютовал:
— Милорд. Я могу объяснить. Все так, как я рассказывал. Знамя, которое вы, должно быть, видели, дало Альбрехту…
Манфред поднял руку:
— Не нужно объяснять, Черные сердца. Что здесь произошло, и так ясно. Вы проявили неповиновение и сбежали из-под стражи, куда я вас поместил, и убили моего благородного брата. — Он повернулся к капитану мечников. — Капитан Лонгрин, принесите носилки для тела моего
Мечники двинулись на Райнера и его товарищей, разинувших рты от изумления. Они ожидали гневных расспросов или спора по поводу того, правильно они поступили или же нет, но подобная реакция их просто ошеломила.
— Ублюдок неблагодарный, — проворчал Халс вслед удаляющемуся Манфреду. — Геморрой в Зигмаровой заднице. Не видишь, когда тебе делают одолжение. Ничего, надеюсь, еще подхватишь дурную болезнь, и у тебя кой-что отвалится. — Он сплюнул. — Жаль, что нельзя повторить все еще раз. Тогда я выбрал бы виселицу и не уродовался неизвестно ради чего.
Капитан Лонгрин дал Халсу пощечину кольчужной перчаткой и сбил его наземь.
— Довольно, висельник! Вяжите их, ребята, а то они еще сопротивляются.
Мечники связали всем запястья и повели вниз по холму.
— Чтоб их, этих графьев! — с горечью сказал Райнер. — В жизни не доверюсь ни одному из них.
— И то правда, — ответила Франка.
Но Манфред сдержал слово по крайней мере в одном отношении. О Райнере и его спутниках позаботились как нельзя лучше. Им смазали и перевязали раны, на переломанные конечности наложили лубки и гипс. Всех накормили, вымыли и переодели в простую, но добротно сшитую одежду и поместили в пустую палатку ждать милости Манфреда, на этот раз под куда более тщательной охраной.
Павел, Халс и Джано воспользовались ситуацией и растянулись на койках, чтобы хоть немного поспать, а Франка забилась в угол и уставилась в пустоту. На время лечения Франка и Райнер расстались, поскольку повреждения у них были разные, и Райнер внезапно осознал, что тайну Франки вполне могли раскрыть.
Он сел рядом с ней и заговорил шепотом:
— Э… они все еще думают, что ты парень?
Она покачала головой:
— Я отбивалась, но меня все равно помыли.
Райнер вздохнул. Она всхлипнула и положила голову ему на плечо:
— Я не хочу возвращаться!
Он обнял ее за плечи.
— Ну-ну, тише, остальных разбудишь. — Он слабо усмехнулся. — Не надо бояться, возвращения не будет. Тебя просто повесят вместе с нами.
Она попыталась улыбнуться:
— Какое-никакое, а утешение.
Прошел еще час. Сквозь стены палатки
— Выметайтесь, поганцы!
Они встали, кряхтя и стеная от боли в ранах, и последовали за ним. По обе стороны от них шли мечники. Группа людей пересекла лагерь и наконец оказалась у великолепного графского шатра. Капитан откинул полог, и все зашли по одному.
Внутри было темно, лишь несколько свечей освещали богатые ткани и мебель из темного дерева. Манфред восседал в кресле, застланном мехами. У него за спиной в темноте сидели еще трое, все в богатом платье и меховых плащах. К удивлению Райнера, охраны не было, а их ждало пять пустых походных стульев, повернутых так, чтобы люди в них сидели лицом к Манфреду.
Товарищи смущенно топтались у входа.
— Простите, что не принимаю вас у себя дома, — сказал Манфред, — но эти животные сделали его непригодным для жизни. Придется как следует прибраться. Присаживайтесь.
Они сели, недоверчиво оглядываясь, ожидая, что это какая-то новая ловушка.
— Голленц! — позвал граф. — Вина нашим гостям.
Из тени появился слуга с серебряным подносом, на котором стояли кубки с вином. Райнер и его спутники взяли их, ожидая подвоха. А что, если Манфред хочет посмотреть, как они умирают в муках, отравленные его вином? Или там какое-то зелье, которое заставит их заговорить?
Как только слуга удалился, Манфред наклонился вперед. Он смущенно прокашлялся:
— Э… я хочу извиниться за обман, к которому был вынужден прибегнуть. В самом деле, необходимости объяснять не было: как только это ужасное знамя появилось на холме, я понял, что вы сказали правду и что брат замышлял убить меня.
— Но тогда… — начал Райнер.
Манфред поднял руку:
— Я лично и вся Империя в неоплатном долгу перед вами. Вы более, чем кто-либо из моей армии, принесли сегодняшнюю победу и проявили героизм, уничтожая знамя. Вы спасли Империю от долгой братоубийственной войны.
— И… — сказал Райнер.
Манфред снова закашлялся.
— К несчастью, в наши смутные времена, когда великая война окончена, но еще непонятно, во что она нам обошлась, да и восстановительные работы потребуют немалых затрат, понятие морали находится в плачевном состоянии. Не хватало еще, чтобы народ думал, что те, кто им правит, так слабы, что их можно развратить, как был развращен Альбрехт. Они не должны знать о его предательстве и о нашей с ним вражде. Это поколебало бы их веру в благородное сословие, от которого они, как никогда, ждут, чтобы оно оставалось сильным.
Сердце Райнера сдавил холодный обруч. Все, сейчас случится что-то страшное.
— Поэтому, — сказал Манфред, — как ни больно мне думать об этом, вас все равно покарают за преступления Альбрехта.
— Что? — заорал Халс.
— Толпе нужен злодей, на котором можно сосредоточить ненависть. Козел отпущения, от которого нужно избавиться, чтобы жизнь снова пошла своим чередом.
— И это мы, — глухо сказал Райнер.
Манфред кивнул:
— Это будет ваша лучшая служба Империи.