Проклятое золото храмовников
Шрифт:
Что же касается нового займа, все оказалось сложнее. Давать взаймы деньги королю магистр не собирался, но отказать Филиппу просто так означало пойти на открытую конфронтацию. Это тоже нежелательно. Следовательно, требовалась веская причина для отказа. И тогда де Моле принял совет человека, который и привез к нему двумя месяцами раньше брата папского казначея.
– Это был рыцарь-тамплиер из небольшого португальского замка Эксемен де Ленда, – неспешно произнес Улан.
– Ну я ж просил, чтоб ты имена… – начал был Петр и, осекшись, уставился на друга. – Погоди, погоди. Уж больно знакомо звучит. А он случайно не…
Улан, усмехнувшись, кивнул.
– Случайно да. Он – кузен Бонифация,
– Так, так, и что там дальше? – поторопил его Сангре.
Улан усмехнулся, довольный произведенным на друга впечатлением, заглянул в свои записи и зачитал, в чем заключался совет Эксемена магистру. Суть его состояла в том, чтобы срочно избавиться от денег, отдав их взаймы, но, разумеется, не королю. Назвал де Ленда и имя человека, готового принять такую сумму.
Предлагаемый купцом процент был весьма низким, всего семь с половиной, а кроме того, сам он был… евреем. Однако подкупала его репутация. Овадья бен Иегуда славился во всем торговом мире своей безукоризненной честностью, поэтому на него можно было положиться. Этот вернет сполна, даже если король все равно затеет процесс против ордена и пройдет несколько лет, прежде чем они смогут потребовать свои деньги обратно.
Имелся и еще один немаловажный довод в пользу Овадьи. Если Филипп каким-то образом и узнает, куда делось золото, отобрать его у бен Иегуды он не сможет. Добровольно тот ничего не отдаст, а тайно выкрасть самого купца из славного города Гамбурга, то есть с территории Священной римской империи, нереально. Действовать же в открытую, то есть отправить на его поимку вооруженный отряд, тоже чревато. Купец был солидным уважаемым членом Ганзейского союза, связываться с коим само по себе опасно. Кроме того, император Альбрехт I из рода Габсбургов, отличавшийся суровостью нрава, неуживчивый, угрюмый, но главное, весьма корыстолюбивый, навряд ли позволит Филиппу посягнуть на права своих подданных, добросовестно выплачивающих в его казну огромные торговые пошлины.
– Мда-а, – задумчиво протянул Петр и, не удержавшись, процитировал:
Везде, где слышен хруст рублейи тонко звякает копейка,невдалеке сидит еврейили по крайности еврейка [14] …Вот теперь, с появлением этого Оладьи картина в каморке папаши де Моле с нарисованным очагом получила полное завершение. Конечно, обширно колышущаяся Хая выглядела бы несравненно лучше, но выбирать не приходится: согласимся на Оладью с его крючковатым шнобелем, благородными пейсами и стареньким лапсердаком. Да ты продолжай, продолжай, – спохватился он.
14
И. Губерман. «Гарики на каждый день».
Улан вновь заглянул в свои записи и послушно продолжил.
Кто разработал схему вывоза золота, по которой целых полгода – с декабря по май 1307 года – сокровища тайно переправлялись в сокровищницу купца, точно неизвестно, да оно и неважно. Довольный бен Иегуда по мере поступления все новых и новых партий золота и серебра в его кладовые едва успевал выписывать одно за другим долговые обязательства. А в конце он обменял их кипу на одно общее.
Едва закончив многоходовую операцию по вывозу золота, магистр по собственной инициативе решил якобы смилостивиться над казначеем и принял его обратно в орден. Одновременно он известил короля, что не сможет удовлетворить его просьбу о займе – у самого ничего нет. Расчет был на то, что если Филипп решит перепроверить де Моле, казначей сообщит своему тайному покровителю то же самое, и тогда главная причина расправы с тамплиерами отпадет сама собой.
Уверенный в этом магистр даже поторопил ход событий. Узнав о подготовленных королем обвинениях и ужаснувшись их чудовищной нелепости и глупости, он сам потребовал от римского папы тщательного расследования, будучи уверенным в том, что очиститься от них ничего не стоит.
Но де Моле забыл про колоссальное количество имеющейся в собственности ордена недвижимости, в том числе и во Франции, равно как и про чудовищную сумму в полмиллиона золотых флоринов, которую королю рано или поздно пришлось бы отдавать. То есть выгоду от ликвидации ордена король все равно получал, и выгоду огромную. И стоило папе дать добро на проведение расследования, как незамедлительно начались аресты тамплиеров.
Лапу на главную казну ордена французский король наложил в тот же день, но… в подвалах башни царила пустота. Разве что в одном из сундуков отыскалось жалкая горстка серебра – тридцать три монетки. Началось расследование. Казначей на все вопросы виновато разводил руками: когда он повторно занял свой пост, сокровищница уже опустела. Более того, он осмелился напомнить Филиппу, что предупреждал его об этом ранее. Не желая, чтобы кто-то тыкал пальцем в его собственные ошибки, король, вдобавок взбешенный найденными тридцатью тремя монетами, явно намекающими на то, кем считает Филиппа сам магистр, озлившись, отдал его в руки инквизиторов (позже тот сгорел на костре вместе с остальными – предателей никто не любит) и велел своим людям искать, куда де Моле мог спрятать золото.
Тут-то и пригодились два ложных следа, организованных главой ордена по совету все того же Эксемена. Тамплиерские повозки с тяжелыми сундуками, гружеными камнями, кирпичами и свинцом, исколесили в свое время чуть ли не всю Францию, изображая «вывоз золота» через Ла-Рошель в Англию, а наряду с этим его отправку из Марселя в средиземноморские страны. Естественно инквизиторы принялись гадать, какой из путей отправки истинный, не подумав, что они оба ложные, и потратили уйму времени на распутывание всех узелков и петелек. Копали вместе со всеми прочими фра Луис и фра Пруденте. Кстати, именно они первыми пришли к выводу, что вывоз сокровищ ордена через Марсель – хорошо организованная липа.
Поиски изрядно затрудняло и то, что рыцари, связанные с подлинным вывозом сокровищ, упрямо молчали. Стоило же чуть понастойчивее потянуть какую-либо из перспективных ниточек, как она обрывалась. Так, взятый в жесткий оборот магистр тамплиеров провинции Франция, понимая, что дальнейших пыток ему не выдержать, наплевал на смертный грех и исхитрился покончить жизнь самоубийством. Точно так же позднее поступил английский магистр тамплиеров, а провансальский попросту умер по причине слабого здоровья. Еще трое из орденской верхушки вообще сумели ускользнуть от ареста. Разыскать их так и не удалось, хотя на поиски бросили лучшие силы инквизиции, включая самого Бернарда Ги.
Сам же великий магистр, пребывавший в подземелье королевского замка Жизор, ставшего государственной тюрьмой, оказался стоек в своем упорстве. В ответ на лицемерные призывы покаяться, вернуть золото и тем самым отчасти искупить свою вину, он презрительно улыбался или вообще плевал в лицо своим палачам.
Лишь через три года инквизиторы сумели выяснить, в чьих руках находится исчезнувшее золото – слишком резко вырос масштаб торговых операций Овадьи. И тогда французский король отправил к нему своих посланцев. Запретив упоминать его имя, он велел потребовать вернуть сокровища христианской церкви.