Проклятое золото храмовников
Шрифт:
– И санкции, конечно, пообещал наложить, если не отдаст, – задумчиво протянул Сангре. – Слушай, не хочу оскорблять покойного, но вел он себя в этом деле как распоследний босяк на Привозе. Нет, хуже, как… пендосный президент, то бишь тупо, грубо и с наглой развязностью техасского ковбоя. А еще земляк Д'Артаньяна. Но ты продолжай, продолжай, старина…
Оказалось, бен Иегуда не просто ответил категоричным отказом. Он еще и торжественно поклялся, что никогда не брал в долг у рыцарских орденов, включая тамплиерский, но всегда пользовался услугами исключительно частных лиц. Кого именно? А это коммерческая тайна. Во всяком случае, вернуть занятые деньги вместе с немалыми процентами он намерен только тем, у кого находятся заемное долговое обязательство Овадьи.
Стало ясно, что поиски существенно осложняются: тяжело спрятать гору золота, а документ легче легкого. У кого же он может быть? Поначалу думали на главу ордена. Именно потому король и медлил с вынесением ему приговора, опасаясь, что вместе со смертью де Моле придется распрощаться и с золотом тамплиеров. Но тут не выдержали двое ближайших сановников великого магистра, томившиеся в соседних камерах. Изнуренные чудовищными пытками они, в обмен на обещание королевского милосердия (вместо сожжения на костре тюремное заключение) рассказали кое-какие известные им подробности о заемном письме.
Тогда-то и стало известно, что когда встал вопрос об обмене всех расписок купца на одно-единственное долговое обязательство, де Моле, скрепя сердце и памятуя о своем далеко не юношеском возрасте, внял рекомендациям советчиков и оформил его не на себя, а на безымянного предъявителя. Поначалу в силу своей подозрительности он держал документ у себя, но перед началом арестов глава ордена, предчувствуя недоброе, отправил обязательство на хранение. Кто его отвозил и кому? Но тут все как один разводили руками.
Однако, хотя ответа и не имелось, были догадки, благо, хватало и подсказок. Например, удалось выяснить, что на встречу с великим магистром брата папского казначея привез некто де Ленда – командор небольшого тамплиерского замка в Португалии. К этому факту следовало добавить и то, что сей крестоносец незадолго до разгрома ордена, как ни странно, оказался назначен магистром провинции Арагон. Странно, поскольку назначение произошло вопреки ясно выраженной воле короля Арагона Хайме II, писавшего де Моле о своем желании видеть на этом посту иного человека. Но глава ордена проигнорировал королевскую просьбу, предпочтя Эксемена.
Окончательную точку в выяснении имени нынешнего хранителя долгового обязательства поставил сам великий магистр. Незадолго до своей казни де Моле стал все чаще впадать в беспамятство и специально приставленный к нему человек, фиксировавший его бессвязные речи, записал слова, абсолютно точно указывавшие на Эксемена. Именно после этого магистра и отправили на костёр.
Увы, но де Ленды к тому времени давным-давно, почти три года, не было в живых. Кто ж знал, что у здорового на вид рыцаря в полном расцвете сил окажется слабое сердце, остановившееся в разгаре одной из пыток. Он умер, так и не подтвердив ни одного из многочисленных обвинений, которые ему предъявили инквизиторы.
На время розыск золота заглох. Точнее, его вели, но так, ни шатко, ни валко, больше по инерции, повторно дергая уцелевших арагонских тамплиеров из числа признанных невиновными и освобожденных из-под стражи. Разумеется, выбирали лишь тех, кто мог общаться с магистром провинции, либо в замке Валенсии, где тот держал оборону, либо находясь в королевской тюрьме. Таковых насчитывалось немало, ведь поначалу условия содержания крестоносцев были мягкими, а потому поиск оказался долгим.
Маленького и сухонького Иоанна XXII не зря впоследствии прозвали таровитым купцом на папском престоле. И впрямь, если б он не был римским папой, из него получился бы выдающийся торгаш-авантюрист. Достаточно вспомнить, что он и епископом-то стал благодаря собственноручно изготовленному рекомендательному письму, якобы написанному королем Робертом тогдашнему римскому папе. Когда подлог обнаружился было уже поздно – не отнимать же прилюдно тиару?
Узнав о зашедшем в безнадежный тупик расследовании и чертовски нуждаясь в деньгах, Иоанн вновь отправил к бен Иегуде очередных посланцев. Те, проинструктированные лично им, действовали куда хитрее первых: на самого еврея не выходили, чтоб не спугнуть, а пытались окольными путями добраться до его приходно-расходных книг. У них это получилось, и они выяснили, что два года назад Овадья выплатил по долговому обязательству на предъявителя свыше двадцати тысяч золотых флоринов. Кто был этим предьявителем – неизвестно, но стало ясно главное – Эксемен перед смертью успел передать кому-то документ.
Инквизиторы взбодрились и принялись работать с арагонскими тамплиерами гораздо энергичнее, благо к тому времени наметилось несколько основных подозреваемых. Кстати, Бонифация среди них не было – слишком молод, слишком незначителен, слишком прост – и разыскивали его, только чтоб допросить ради проформы. Но главные подозреваемые отпадали один за другим, ибо за последние годы никуда не отлучались из Арагона, а потому получить золото у старого иудея просто не могли. И фигура Бонифация стала привлекать все больше и больше внимания, особенно с учетом того, что его никак не могли отыскать. Исчез же он из Барселоны примерно за год до выплаты Овадьей двадцати тысяч флоринов. А кроме того он – родственник Эксемена, его кузен.
Правда, поначалу инквизиторы допустили ошибку – подумали, что Бонифаций действовал лишь как исполнитель, а руководил им более опытный человек, его двоюродный дядя. Но епископ из Кагора – это слишком солидная фигура. Последовал запрос Иоанну – как быть? «Наместник Христа на земле» не колебался и велел привезти епископа в Авиньон. Там с ним провозились целый месяц, но хотя трижды в допросах принимал весьма деятельное участие сам папа, от старика так ничего и не добились.
Стало понятно, что произошла ошибка. Однако отпускать окровавленный кусок мяса на волю было все равно нельзя. Епископа спешно обвинили в чародействе и, желая скрыть следы пыток, проволокли на железных крючьях по улицам Авиньона, раздирая ему одежду и лицо. Когда человек превратился в грязную тряпку, пропитанную кровью, его бросили на костер, разложенный напротив папского дворца. Происходило это рядом со старинной церковью пресвятой девы Марии, символизирующей у христиан сострадание и всепрощение.
Пока костёр полыхал, Иоанн сурово заявил допустившим ошибку, что готов простить гибель несчастного виновникам его мук лишь при одном условии: следующий подозреваемый приведет их к золоту. Если же золота найти не удастся, то… Он не договорил, но весьма красноречиво устремил в сторону костра указательный палец.
Инквизиторов не зря прозвали псами господними [15] . Они умели не только подобно злобным бультерьерам рвать мясо с несчастных жертв, но и брать след получше иных борзых или легавых. Настойчивый розыск молодого рыцаря привел их вначале в Италию, далее в Германию, а затем во владения ордена.
15
Вообще-то доминиканцами монахов прозвали из-за имени основателя ордена святого Доминика. А псами господними их стали называть из-за игры слов: domini – господь, canus – собака. Но если бы они не занимали ведущие должности в Святой инквизиции, навряд ли это название так прочно приклеилось бы к ним.