Проклятые
Шрифт:
Она не примет мантию власти, если ее дадут, потому что от нее ждут того, чем она не является. Она будет либо править с огнем в крови, либо наблюдать, как сгорает Ковенант. В любом случае, она будет делать это честно.
— Нет, ты не она. Но я думаю, что ты — то, во что мы должны верить, — сказала она, отступая назад, чтобы остальные могли занять ее место и продолжить шествие верности.
Единственными, кто мог ей возразить, были те, кто когда-то заседал в Трибунале и был ближе к власти, чем Уиллоу.
Но Уиллоу уже позаботилась
Когда последняя из ведьм посмотрела на Уиллоу и передала им обещание слушаться, Уиллоу повернулась ко мне и посмотрела на тех, кого она воскресила. От этой надежды в ее глазах мне хотелось умереть, зная, что именно я должен буду отнять ее у нее.
— Я знаю, что сейчас у нас полный бардак, но мне нужно ехать в Вермонт, — сказала она.
Лоралей шагнула вперед, словно собираясь подойти к Уиллоу, но я взял руки жены в свои.
— Уиллоу, — сказал я, приостановившись, чтобы найти слова для объяснения.
— Она совсем одна, — сказала Уиллоу, и ее лицо озарила прекрасная улыбка.
Слезы навернулись на глаза, когда она задумалась о том, что могла бы дать своей матери без угрозы Ковенанта, который прогнал ее из дома, пытаясь сделать послушной.
— Но я могу вернуть ее.
— Ведьмочка, они не могут остаться, — сказал я, наблюдая, как ее улыбка застыла на месте.
В следующее мгновение она исчезла, и на ее лбу проступило смятение. Она отступила назад, дергая руками, когда я не отпустил ее.
— О чем ты говоришь? — спросила она, глядя на меня так, словно я разрушил ее мир.
— Ты, как никто другой, знаешь, как хрупок баланс. Ты забрала что-то у смерти, — сказал я, наклонив голову в сторону.
Мое лицо болело от борьбы с волной эмоций, которые, как я ощущал, исходили от Уиллоу. Это поразило меня, как удар молнии в грудь, пронзив глубоко в сердце острой болью тысячи лезвий.
— Ты должна отдать это обратно.
— Ты спас меня! — закричала она, вырывая руки из моей хватки и пятясь назад. — Ты не вернул меня обратно!
— Я был готов заплатить цену, чтобы ты осталась здесь! Я был готов убить любого, кого потребует от меня Равновесие, лишь бы у меня была ты, и я ни минуты не буду жалеть об этом выборе. Кого бы ты предложила на их место? — я спросил, шагнув вперед, когда она покачала головой.
Она посмотрела на группу ведьм позади себя, и от мысли о том, сколько смертей ей придется принять, у нее заныло в груди.
Как бы ни хотелось моей ведьмочке притвориться, что она может быть безжалостной, ей было не все равно. Ей было чертовски важно обречь на смерть невинных людей, чтобы спасти тех, кто уже получил свой шанс и потерял его.
— Я не могу просто бросить ее, — сказала Уиллоу, ее нижняя губа дрожала. — Мне все равно, кто это будет, я.…
— Никогда не простишь себя, — сказал я, подавшись вперед, чтобы обхватить ее лицо и посмотреть на нее сверху вниз. — Что, если равновесие потребует, чтобы Эш занял место твоей матери?
Она покраснела и яростно замотала
— Какой смысл обладать этой силой, если я не могу ЕЮ, БЛЯТЬ, ПОЛЬЗОВАТЬСЯ?! — закричала она.
Она зарылась лицом в свои руки, в отчаянии запустив их в волосы.
— Смысл иметь ее, — сказал я, засунув руки в карманы, чтобы не потянуться к ней, — в том, что ты достаточно заботишься о ней, чтобы не злоупотреблять ею, — я грустно улыбнулся.
Ей понадобится мое утешение в тишине нашей комнаты позже, когда она сможет сломаться без посторонних глаз.
А пока ей нужна была моя сила.
Будь на ее месте любой другой, я бы никогда не поверил, что он сможет пройти через всю жизнь, ни разу не нарушив равновесия ради эгоистичной выгоды. Но Уиллоу никогда бы не захотела играть в Бога с чужими жизнями.
— Все в порядке, — сказала Лоралей, наконец-то встав рядом с Уиллоу.
Она не показывала никаких признаков своей ненависти ко мне, ничем не выдавая, что это я лишил ее жизни. Она просто смотрела на племянницу, желая, чтобы та все поняла. Взяв ее за руку, она повела ее к лесу. Я знал, что ждет в этом лесу, в склепе, о котором многие даже не подозревали.
— Упокой нас. Дай нам, наконец, покой.
Лоралей была единственной, кто отправился с Уиллоу в этот лес, уважая святость склепа Гекаты. Может, в нем и не хранились кости, служившие проводником силы, но в нем хранились кости, которые нельзя было вместить в мешочек, который большинство ведьм Гекаты носили на боку.
Я наблюдал за тем, как она исчезает вместе с тетей, понимая, что ей нужно выяснить это самостоятельно. Я чувствовал, как от нее исходят эмоции, даже если не мог их видеть, зная, чего требовала от нее Лоралей. Через что она проводила ее, когда я не мог этого сделать.
Ковенант с мрачным выражением лица наблюдал за тем, как Уиллоу выполняет работу, которую они не могли выполнить. Она положила последнюю из костей Гекаты, забрав то, в чем было отказано Лоралей. Она была первой ведьмой, которой отказали в праве на погребение, причем сделали это тихо, когда Ковенант не знал, что происходит.
Было бы справедливо, если бы она первой обрела покой.
Уиллоу вышла из леса с суровым выражением лица и плотно сжатыми губами. Она сжала в руке кость пальца, обхватив ее своими пальцами, а затем продела ее в цепочку из костей, висящую у нее на талии. Кость ее тети нашла свое место и прижалась к ее бедру, а ее увлажнившийся взгляд встретился с моим.
— Ведьмочка, — сказал я с другого конца кладбища, делая шаг к ней.
Она отвернулась от меня, двинулась к центру и обратилась к Белым. Те, кто принадлежал к этим домам, шагнули вперед, позволяя Уиллоу направить их к хрустальным скалам у океана. Она направилась к каменистой тропинке, спускавшейся по склону холма, а за ней последовала вереница белых ведьм. Их струящиеся белые платья делали их похожими на призраков, и даже если они и были телесными, то, скорее всего, так и оставались ими, поскольку следовали беззвучно. Уиллоу стояла на краю обрыва и смотрела, как ведьмы в белых платьях накрывают собой кристаллы.