Проклятые

Форрест Аделаида

Луна играла отраженным светом, отбрасывая ослепительную гамму красок в ночь и на их белые платья. Когда самая младшая из ведьм накрыла своим телом фиолетовый кристалл и легла на него спиной, а ее платье упало на землю, Уиллоу подняла к ним руки.

Глаза поймали мои, и я наблюдал с вершины скалы, как одна слезинка сопровождает дрожание ее губ, когда она закрывает глаза.

Ее губы раскрылись.

Уиллоу глубоко вдохнула и задержала воздух в легких, возвращая жизнь в себя. Ее кожа светилась, переливаясь золотистым светом. Ведьмы вернулись

к своему естественному состоянию на кристаллах без магии, которую она дала.

Плоть отделялась от костей, воздух наполнялся запахом разложения. Он скользил по кристаллам, распространяя кровь и сущность магии обратно в тот самый Источник, из которого они черпали.

Уиллоу сглотнула, ее черты лица исказились в сосредоточенности, прежде чем она наконец решилась полностью высвободить свою магию.

Ее глаза медленно открылись, и она посмотрела на кровавую бойню мертвецов, которых она осмелилась надеяться спасти. Поднявшись на утес, она повернулась к ним спиной, на ее лице застыла маска решимости.

Она ушла с группой из четырех человек, хотя, как я постепенно начинал понимать, для Уиллоу это было нормой, она всегда возвращалась одна.

21

ГРЭЙ

Уиллоу не сломалась.

Она не сгибалась.

Не проявляя никаких эмоций, она принялась за работу, успокаивая ведьм, как и собиралась сделать в первую очередь.

Пурпурных она уложила под звездами, наблюдая, как магия покидает их тела и возвращается к источнику в небе.

Зеленых она уложила на кладбище, похоронив их в ямах без гроба, чтобы сохранить их от той самой земли, в которую они вернутся.

Она позволила ветру пронестись над Серыми, превратив их в пыль и развеяв по воздуху.

Она наблюдала за тем, как Голубые попадают в прилив, возвращая их к смерти, чтобы вода ускорила процесс разложения.

Она привела Красных в сад, наблюдая, как они обнимают друг друга под старой ивой, чтобы вместе уйти из жизни.

Она забрала жизнь у желтых, наблюдая, как один из тех, кто жил дальше, поджег их и позволил огню забрать то, что осталось.

Она делала то, что было необходимо, — все делала так, словно каждая жизнь не лежала на ее душе. В то время как Уиллоу сгибалась под тяжестью того, что ей пришлось сделать, люди ее Ковенанта становились сильнее. Магия вернулась, и ее действия частично восстановили равновесие.

Она отдала то, что украл у них старый Ковенант.

Когда все было сделано, Уиллоу просто отвернулась от своих людей и пошла обратно к школе. Они остались на месте, радуясь возвращению того, что они потеряли так медленно, что даже не успели заметить.

Уиллоу сделала им подарок; чего бы ей это ни стоило, они никогда этого не забудут.

Пока она шла, я молча следовал за ней, держась

на расстоянии. Она шла так, словно сама была всего лишь призраком, возвращаясь в комнату, которую делила со мной.

Она искала уединения, где никакой праздник не сможет нарушить ее траур.

Я молча следовал за ней. Я даже не мог сказать, осознавала ли она мое присутствие до того момента, как захлопнула перед моим носом дверь. Я улыбнулся, распахнув ее, и обнаружил, что Уиллоу перебралась к окну, из которого открывался вид на вечеринку, бушевавшую вокруг костра внизу. Я не видел, чтобы ведьмы танцевали так, с тех пор, как Ковенант только образовался, — восстановление равновесия и отсутствие строгих правил раскрепостили их.

Она опустилась на пол рядом с окном, которое починили белые, не обращая внимания на то, как неудобно ей, должно быть, в корсете, и подогнула ноги к груди. Прислонившись лицом к хрустальному стеклу, она не удосужилась посмотреть на меня.

— Оставь меня в покое, — пробормотала она, и прерывистый звук этого тихого голоса заставил меня сделать еще один шаг к ней.

Я сел рядом с ней, так близко, что наши бедра соприкасались. Я не посмел прервать ее, просто предложил ей свое присутствие, чтобы она знала, что я рядом.

— Я уже говорил тебе, Ведьмочка. Ты больше не одна.

Лицо Уиллоу исказилось, она нахмурила брови, когда Джонатан вышел из спальни и свернулся калачиком у ее ног. Она смотрела на ведьм и на праздник, к которому никак не могла присоединиться. Ее отделили от Ковенанта, за спасение которого она так боролась.

Ей там было не место, как и мне, веселящемуся со своими Сосудами.

Она поджала губы, ноздри ее раздулись, и Джонатан начал мурлыкать. Я ненавидел этого сраного кота больше всего на свете, даже когда протянул руку, чтобы почесать ему шею.

В благодарность за компанию, которую он предложил Уиллоу в трудную минуту.

По комнате пронесся прерывистый всхлип, от которого у Уиллоу затряслась грудь. Она отвернула лицо от окна, нашла мою грудь и зарылась в ткань костюма.

— Я, должно быть, выгляжу дерьмово, если ты любезничаешь с этой чертовой кошкой, — пробормотала она, потираясь об меня щекой и убирая влагу, которую не хотела, чтобы я видел.

Я обхватил ее руками, подставив под подбородок голову и прижимая к себе. Я мог не понять ее способности любить, заботиться о людях, которых она никогда не знала, настолько, что их смерть могла так сильно повлиять на нее.

В моем сердце был только один человек.

— Ты так же прекрасна, как и в тот день, когда я тебя встретил, — сказал я, зная, что ее глаза опухнут, а лицо покраснеет.

— А ты так же полон дерьма, — сказала она с легкой усмешкой в голосе.

Она подняла на меня взгляд, золотисто-фиолетовые глаза блестели, а их ободок покраснел от потирания. Я прижался к ее щеке, желая, чтобы она наконец поверила мне.

— Я люблю каждую твою сторону, Ведьмочка. Даже те части, которые делают тебя человеком.