Проклятый город. Однажды случится ужасное...

Ботти Лоран

Впрочем, именно он прервал разговор — самым решительным и непреклонным образом, — и Одри, забыв обо всем, отдалась ему с той же всепоглощающей страстью, что и час назад. Больше не было вопросов, сомнений, подозрений, Рошфоров, Моро, Жоса и всего остального мира. Ей было невероятно хорошо — до такой степени, что она не могла удержаться от одного-единственного вопроса, который осмеливается задать себе лишь очень эмоциональная женщина в гормональном угаре, да и то в самой глубине души, словно бы шепотом, по поводу мужчины, с которым она едва знакома: будет ли он хорошим отцом для Давида?

Все же ей не слишком быстро удалось заснуть. Антуан, Бастиан, «мерседес», «Жюль Моро» продолжали ее преследовать.

Часы, проведенные с Николя, были похожи на записи в скобках, отделенные от остальной реальности и перемежаемые напряженными отточиями: удовольствия и умолчания; взрывы смеха и вопросы без ответа; минуты блаженного и напряженного молчания…

И вот теперь эта записка — благодарность за чудесную ночь, но никаких намеков на то, чтобы пережить нечто подобное снова… И жестокость реальности, вступающей в свои права.

Одри снова откинулась на подушки, задумчивая, расстроенная и одновременно встревоженная, сжимая скомканную записку в кулаке.

Спасибо за чудесную ночь…

Сейчас не лучший момент…

Однажды случится ужасное…

Неожиданно ей вспомнился недавний разговор и волнение Николя, когда он услышал ее рассказ о Бастиане и эту последнюю фразу. Эта история, кажется, омрачила вечер еще больше, чем упоминание об Антуане. И более того, эта же фраза была, оказывается, заголовком нового романа Николя — о чем, конечно, не мог знать Бастиан Моро, когда писал ее в анкете. Связь, существовавшая между этими двумя незнакомыми людьми, была совершенно необъяснимой, и Одри терялась в догадках, пытаясь понять, на чем она основана.

Движимая внезапным побуждением, она откинула простыню, вскочила с кровати, набросила халат и направилась в небольшой кабинет, служивший по случаю спальней для гостей. На дешевом стеллаже из магазина ИКЕА она отыскала большую зеленую папку с анкетами учеников и нашла среди них анкету Бастиана, заполненную беглым нервным почерком, больше подходящим взрослому, чем мальчику, совсем недавно вышедшему из детства.

Есть ли у вас братья или сестры? ДА НЕТ

Каков ваш девиз? Однажды случится ужасное, и с тех пор уже ничто не будет так, как прежде.

Это было написано без грамматических ошибок, и знаки препинания стояли на своих местах. Может быть, Бастиан уже прочитал где-нибудь это пророчество?.. И в точности его воспроизвел?

Даже не отдавая себе отчета в том, что делает, Одри развернула записку Николя и сличила его почерк с тем, что был в анкете. И вдруг осознала совершенно четко: нужно срочно разъяснить «загадку Моро». Здесь и сейчас, и как можно быстрее. В первую очередь — ради самого Бастиана, ее ученика, попавшего в какую-то западню и вместе с тем… внушавшего ей невольный страх. Но не только ради него — и ради самой себя: достаточно было его кошмара, компьютерной распечатки интернет-диалога и этого «девиза» в анкете, чтобы его проблемы распространились и на нее, действуя как медленный яд, проникший в кровь. И наконец, ради Николя, а точнее — Николя и себя. Чтобы наконец избавиться от всех скобок и многоточий.

Она резко захлопнула папку и направилась в ванную, чувствуя прилив энергии и горя желанием действовать.

С чего начать? — думала она, механически совершая все обычные утренние процедуры.

Родители Бастиана. Раньше она не хотела посвящать их в происходящее, поскольку не представляла, как сообщит им, в их состоянии, еще не оправившимся после смерти ребенка, столь жуткую вещь: «Кто-то выдает себя за вашего погибшего сына, разговаривая с Бастианом по Интернету».

Но сейчас ситуация изменилась. В

глазах Антуана она прочитала страх, гнев, угрозу — после одного лишь упоминания о зачислении Бастиана в лицей в обход правил. Он ли выдавал себя за «Жюля Моро» или нет, но родители Бастиана должны быть осведомлены. Точнее нет, не оба: Каролина Моро еще слишком сильно страдает, чтобы добавлять ей новые муки. Но Даниэль Моро, напротив, производил впечатление надежного человека, обожающего свою жену и заботящегося о своем сыне. Именно к нему и нужно обратиться. И встретиться с ним не у них дома, чтобы Каролина случайно не услышала разговор, а у него на работе, в офисе фирмы «Гектикон».

Одри повесила на крючок полотенце, которым только что вытерла руки, и вернулась в спальню. Найдя в справочнике телефон фирмы, она набрала номер.

Секретарша пропела «алло» бодрым и в то же время вкрадчивым голосом, как и подобало обитательнице волшебного мира, чьим девизом были три слова: молодость — красота — роскошь.

— Здравствуйте, могу я поговорить с Даниэлем Моро?

На другом конце провода повисла пауза — достаточно долгая, чтобы показаться подозрительной, особенно если перед этим чарующий голос сирены словно бы обещал немедленное исполнение всех ваших желаний.

— Простите, кто его спрашивает?

— Одри Мийе. Я учительница его сына.

— Я… не кладите трубку, пожалуйста.

Одри подождала минуту, другую. Наконец она услышала длинные гудки — значит, Дорелея переключила ее на другую линию. После четвертого гудка трубку сняли, и Одри услышала женский голос — властный, энергичный и светский одновременно, сразу узнав который, она мгновенно оцепенела, потеряв всякую способность действовать:

— Здравствуйте, мадам Мийе. Это Клеанс Рошфор. Вы не могли бы подъехать ко мне в офис? Мне нужно с вами повидаться, очень срочно. Например, прямо сейчас, если у вас нет первого урока.

Глава 52

Понадобятся еще целые столетия, чтобы стереть память о том, что случилось…

Они все в родстве между собой…

Хриплый голос старого судмедэксперта всю дорогу звучал в ушах Бертеги, и поездка по городу после недавнего разговора с Либерманом и всего того, что комиссару довелось узнать, носила совершенно нереальный характер: вид каждого встречного заставлял Бертеги мысленно возвращаться к неофициальной истории города, не упоминающейся ни в каких справочниках и рекламных буклетах, расхваливающих «готическую игрушку в самом сердце Бургундии»… Все родственники… стало быть, все — члены могущественного преступного синдиката… или их дети… или их жертвы. Итак, нужно было возвращаться к самому началу. Иными словами, к «делу Талько». Если уж действительно кто-то пытался вызвать«старуху», — сколь бы безумной ни представлялась Бертеги такая гипотеза, он не знал, как еще можно было объяснить кровь Мадлен Талько на осколке зеркала спустя семь лет после ее смерти — то, может быть, этот кто-то и в самом деле каким-то образом с ней связан?.. Неважно, идет ли речь о кровных узах или о тех, что приобретаются путем инициации.

Да, вот так он должен теперь думать: как местный уроженец, всю жизнь проживший в Лавилль-Сен-Жур. И вести расследование, постоянно руководствуясь логикой и скептицизмом.

Он припарковал машину на служебной стоянке и в не слишком радостном расположении духа направился в участок — перспектива перевоплощения в типичного лавилльского горожанина не сулила ничего приятного. Проходя по коридорам, он рассеянно обменялся приветствиями с несколькими встреченными сослуживцами и, уже направляясь к своему кабинету, вдруг услышал обрывок телефонного разговора, который велся в соседней комнате: