Проклятый город. Однажды случится ужасное...
Шрифт:
Бертеги еще некоторое время наблюдал за Ле Гарреком через окно — тот подошел к черно-белой «мини», припаркованной метрах в пятидесяти от входа в кафе, сел в машину и через мгновение рванул с места.
Бертеги понимал, что прав: от него что-то скрывают. Именно так, в безличной форме: некие «они» что-то от него скрывают. Будь то Сюзи Блэр, астролог, или Николя Ле Гаррек, сын покойной, — в разговорах с ним оба словно соблюдали обет молчания. «Они» не хотели, чтобы он копал глубоко. «Они» тщательно дозировали информацию. Мешали ему устанавливать
Бертеги уже подходил к своей машине, когда зазвонил его мобильный телефон.
Взглянув на дисплей, он увидел имя: Клеман.
— Бертеги, — коротко сказал он.
Клеман говорил торопливо и словно запыхавшись — что было абсолютно ему не свойственно:
— У нас новый труп! Убийство, я полагаю… хотя не вполне уверен.
— Еще одно?! Господи, где?
— Э… я не знаю, стоит ли вам приезжать, но счел нужным сообщить вам…
— Где? — резко перебил Бертеги подчиненного, как никогда раздраженный его медлительностью.
— В Мериссоне… совсем недалеко от города…
— Кто жертва? — спросил Бертеги.
— Э-э… не совсем «кто»… то есть…
Бертеги терпеливо ждал.
— Ф-фух, — Клеман тяжело вздохнул, — даже не знаю, как сказать… Боюсь, вы примете меня за сумасшедшего. На ферме Моризо… Жертву звали Хосе. Одиннадцать лет. Триста пятьдесят килограммов веса. Это бык. Такое впечатление, что его… принесли в жертву прошлой ночью.
Глава 9
— Кто из вас сможет объяснить, что имел в виду Монтень, когда написал: «Поскольку это он, постольку это я»?
Но Одри не суждено было услышать ответ на этот вопрос сегодня — прозвенел звонок. Ученики разом вскочили с мест и устремились к выходу.
— Напоминаю вам, что у нас по плану еще два занятия на тему дружбы в литературе.
Напрасный труд… она уже обращалась к пустоте: ученики «Сент-Экзюпери» ничем не отличались от любых других учащихся во всем мире — они только и ждали окончания школы. Юные воробушки, мечтающие поскорее упорхнуть из гнезда…
Одри собрала свои вещи, проверила мобильный: ни одного вызова, ни одной эсэмэски… А ведь она отправила Антуану два сообщения и хотела получить ответы. Причем как можно быстрее.
Она быстрыми шагами пересекла обширный внутренний двор лицея, не обращая внимания на шум и беготню, поздоровалась с несколькими коллегами — никто из них не остановился, чтобы поболтать с ней, — и свернула в узкую, посыпанную гравием аллейку, которая вела к старинной часовне, ныне превращенной в здание лицейской администрации.
Ее встретила мадам Савиньоль, почтенных лет вдова с высокой прической, возглавляющая секретариат.
— Мадам Мийе, — пророкотала она, как показалось Одри, слегка встревоженная неожиданным визитом. — Я могу для вас что-нибудь сделать?
— Да, мне нужно поговорить с месье Рошфором.
Ресницы секретарши захлопали за огромными выпуклыми стеклами очков.
— Месье Рошфор вас ожидает?
— Да… то есть нет. Не могли бы вы его предупредить?
Телефонный разговор занял не больше нескольких секунд.
— Можете войти, — сказала мадам Савиньоль, положив трубку.
— Спасибо, мадам Савиньоль, — произнесла Одри, стараясь говорить как можно более бесстрастным тоном, чтобы секретарша не догадалась об ее волнении.
Идя через приемную к лестнице на второй этаж, она ощущала на себе пристальный взгляд мадам Савиньоль. Однако она постаралась тут же об этом забыть. У нее были более важные дела… и более срочные.
Кабинет был почти пуст: стены из светлого камня, сводчатый потолок. Каменные плиты пола застилал светло-голубой ковер. Вдоль стен высились книжные шкафы, полки которых заполняли книги с позолоченными корешками. За огромным столом с поверхностью из полированного стекла сидел мужчина, обладавший красотой того вульгарного типа, который сразу заставляет предположить в нем соблазнителя. Его скорее можно было принять за тренера по теннису, чем за главу учебного заведения, где обучаются отпрыски лучших семей Бургундии, далеко за пределы региона распространяющих свое влияние.
Одри приблизилась к Антуану Рошфору со странным ощущением дежавю: именно здесь они впервые увиделись, когда она пришла к нему на собеседование три месяца назад. Но тогда было лето, и в солнечных лучах, проникавших внутрь помещения сквозь высокие витражные окна, танцевали золотистые пылинки, отчего казалось, что на стенах вспыхивали искры. Сейчас, в слабом сером свете осеннего дня, кабинет выглядел голым и мрачным.
Антуан Рошфор поднялся, подошел к ней и уже собирался ее обнять, но Одри уклонилась.
— Не здесь, — запротестовала она.
Директор «Сент-Экзюпери» нахмурился. На его лице появилось выражение, сделавшее его похожим на обиженного подростка. Увидев именно такое выражение три недели назад, Одри решилась отдаться Антуану Рошфору. Ей уже была знакома эта манера
эта власть
мужчин: изображать ребенка перед женщиной. Рошфор, по сути, и был избалованным, самоуверенным ребенком, сильным физически, спортивным, но слабовольным, — который, без сомнения, слишком рано научился пользоваться своим обаянием.
— Я уже в курсе насчет Ле Гаррека, — сказал он, отступая. — Да, ужасно…
— Ты отменил вечеринку, я надеюсь?
Сегодня вечером в доме Рошфора должна была состояться вечеринка, на которую был приглашен и Ле Гаррек — точнее, писатель получил отдельное почетное приглашение. Антуан был из тех людей, кого восхищали знаменитости.
— Он только что звонил и сказал, что придет. Я предложил ему перенести это на другой день, но он меня заверил, что с ним все в порядке. Хотя, скорее всего, он надолго не задержится…