Проклятый город. Однажды случится ужасное...
Шрифт:
— Этому были причины? По крайней мере, ты можешь что-нибудь вспомнить? А то, я смотрю, у тебя избирательная память о тех событиях…
Клеман не заметил иронии или решил ее проигнорировать.
— Моя жена пару раз к ней ходила. У нее артрит — у моей жены, я имею в виду. Воспаление суставов рук. И эти сеансы ей помогли. Она утверждала, что стала себя чувствовать гораздо лучше. Во время процесса Талько Сильвия снова наведалась к мадам Моризо, но та больше никому не помогала. Причем обошлась с моей женой
— Поэтому ты хотел, чтобы я сюда приехал? Ты думаешь, здесь есть какая-то связь с нашей утренней… клиенткой?
— Не знаю, — вздохнул Клеман. — Я полагаю, что нет, но… ведь вы босс. Есть тут связь или нет, вам все же нужно быть в курсе дел.
Бертеги кивнул, нисколько не обманутый словами подчиненного. Клеман, судя по всему, был уверен, что связь есть. Не явная, не прямая… но он не стал бы настаивать на личном участии начальника, если бы считал убийство быка незначительным событием.
— Я собираюсь еще раз заехать в дом Одиль Ле Гаррек, — сказал Бертеги, и, перехватив недоумевающий взгляд Клемана, добавил: — Да, сегодня утром я осмотрел его, но мне надо кое-что уточнить. К тому же в кабинете я почти не задерживался.
Клеман кивнул и сел в машину. Она почти скрылась из виду, когда Бертеги включил зажигание. Комиссар уже готов был уехать, но тут какое-то движение слева привлекло его внимание.
Мальчишка… шести или семи лет. Он стоял у низкого деревянного ограждения, отмечающего границу владений Моризо, и переминался с ноги на ногу, явно стесняясь, и так же явно боролся с любопытством.
Бертеги вышел из машины и направился к мальчишке.
— Здорово, приятель! — бодро сказал он. — Как тебя зовут?
Белобрысый мальчишка в застиранном свитере с Бэтменом на груди продолжал зачарованно смотреть на комиссара.
— Жерар, — наконец сказал он. — А ты полицейский?
— Я — да. А ты, Жерар?
Ребенок отрицательно помотал головой, очевидно, польщенный тем, что взрослый представитель закона мог принять его за коллегу.
— А пушка у тебя есть? — спросил маленький Жерар.
Бертеги улыбнулся.
— Ну, есть.
— Ты из нее убиваешь злодеев?
Бертеги слегка нахмурился. Благодаря телевизору большинство детей и даже его собственная дочь видели в полицейских прежде всего профессиональных убийц.
— Тебе сколько лет, приятель?
— Шесть лет и два месяца…
Это уточнение заставило полицейского улыбнуться. Жерар, очевидно, был из тех мальчишек, которые с нетерпением ждут, когда им можно будет войти в мир взрослых. Комиссар восхищенно присвистнул.
— Надо же, а на вид ты гораздо старше! Ты живешь поблизости?
Мальчишка кивнул и, обернувшись, показал пальцем на ферму.
— У Моризо? — уточнил Бертеги.
— Да, это мои бабушка и дедушка.
—
— Не знаю.
Вот это всегда угнетало Бертеги сильнее всего — не убийства, не трупы, не насилие, не нищета, а заброшенные, несчастные дети. Это была самая тяжелая часть его работы, к которой он так и не смог привыкнуть.
— Ты здесь живешь круглый год?
— Ну да…
— И твои родители сюда ни разу не приезжали?
Ребенок с серьезным видом отрицательно покачал головой.
Бертеги вздохнул.
— Скажи-ка, Жерар… ты любишь гулять по округе, да?
Вместо ответа ребенок улыбнулся. Одного зуба у него не хватало.
— А вчера вечером ты гулял?
— Да.
— Ты не заметил ничего странного? Может, что-то видел или слышал? Знаешь, такой шум… как будто кто-то крадется — человек или… животное?
— Животные вчера были нервные. Но это нормально.
— Нормально?
— Ну, сегодня же первый туман. В эти дни всегда так бывает. Хотя у нас тут он не такой густой.
Жерар обвел рукой окрестности, и Бертеги понял: эти равнины за чертой города по сравнению с ним представляли собой возвышенность, и туман как бы сползал отсюда на улицы Лавилля, чтобы там уже сгуститься. Ферма Моризо являлась как бы «промежуточной остановкой» для тумана, где он задерживался на пути к городу, но ненадолго.
— Значит, ничего странного? — повторил Бертеги.
— Это из-за Хосе вы спрашиваете? — спросил мальчишка с некоторой подозрительностью.
— Просто интересно, что такой глазастый мальчишка вроде тебя мог заметить… Может, кто-то из взрослых тоже прогуливался? Сосед, например?
Жерар пожал плечами.
— Нет. Да и потом, Хосе погиб не от руки соседа.
Он произнес это убежденным и слегка неестественным тоном — как говорят дети, когда воспроизводят фразы и отдельные выражения, услышанные по телевизору или в кино.
— Ах вот как? Тогда от чьей же руки?
— Я не имею права говорить…
Бертеги почувствовал, как кожа покрылась мурашками.
— Я тебе обещаю, что никому не скажу.
Жерар нерешительно покусал губы, водя глазами из стороны в сторону.
— А пушку покажешь? — наконец проговорил он.
Сами по себе эти слова могли вызвать улыбку, но, услышав их, Бертеги буквально оледенел. Немного поколебавшись, он откинул полу пиджака и продемонстрировал кобуру. Глаза мальчишки загорелись при виде выглядывающей из кожаного футляра рукоятки пистолета, и Бертеги попытался вспомнить, доводилось ли ему когда-нибудь видеть восхищение в детских глазах, устремленных на орудие убийства. И, хотя момент для этого был совсем неподходящий, он подумал: насколько же мир детства хрупок и уязвим, и как легко взрослые могут его разрушить или извратить.