Проклятый город. Однажды случится ужасное...
Шрифт:
Внезапно она осознала как нечто совершенно очевидное: помогая этому мальчику, она помогает себе. Своими темными глазами и волосами цвета воронова крыла он напомнил ей Давида, ее собственного сына. Ребенка, которого расставшиеся родители (точнее, любящая мать и бесчувственный подонок, который лишь хочет ее помучить) тянут каждый в свою сторону. Ребенок, который впоследствии, возможно, захочет убежать от этой реальности, вместо того чтобы принять свою участь такой как есть. Может быть, он пристрастится к наркотикам или тоже начнет видеть кошмары по ночам — из-за долгих лет постоянных метаний между отцом и матерью… Если это вдруг случится, подумала она, пусть в этот момент рядом с ним окажется другая Одри Мийе, учительница или какая-то другая женщина, готовая его защитить, поддержать,
С помощью Рошфора или нет, но она пойдет до конца… и разгадает загадку Бастиана Моро.
— Кажется, он не один, — прошептал Рошфор.
Одри тоже увидела девочку, только что севшую на скамейку рядом с Бастианом.
И почему-то вид этих двух юных существ, болтающих друг с другом на скамейке под высоким раскидистым дубом, стал для нее крохотным лучиком счастья, пробившимся сквозь свинцовый сумрак этого дня.
Глава 10
Бастиан в одиночестве сидел на скамейке. С самых первых дней в лицее эта скамейка была его любимым местом — в глубине двора, у поросшей мхом каменной стены, в нише которой был устроен небольшой полукруглый фонтанчик. Каждый день он приходил сюда, доставал свои магические карты и раскладывал их. Он был не из тех подростков, что легко вписываются в новые компании, — возможно, потому, что предпочитал ролики футболу, игровую приставку — регби, а магические карты — «Монополии». Одно время он надеялся, что здесь, как в его прежней, парижской школе, тоже найдутся любители магических карт, в которые можно было играть или просто рассматривать их, погружаясь в волшебный мир фантастических существ — эльфов, гоблинов и единорогов. Но Лавилль не был Парижем. Здешние ученики давно знали друг друга, их родители ходили друг к другу на званые обеды и ужины, встречались по выходным в теннисном клубе и проводили вместе отпуска на фешенебельных горнолыжных курортах. Конечно, некоторые ученики проявляли к нему интерес, кое-кто даже предлагал устроить партию в карты или обменяться колодами из своих коллекций, но ничего этого так и не произошло — они в основном лишь коротко кивали ему при встречах. В итоге Бастиан вынужден был смириться с печальной истиной: если ты не местный, в «Сент-Экзюпери» ты никто.
Но, так или иначе, сейчас это все было уже неважно. Наконец-то одиночество его не угнетало, а, наоборот, казалось спасением: сегодня он больше чем когда бы то ни было хотел стать невидимым. После утренней… сцены, — он не знал, как это еще назвать, — произошедшей во время встречи с писателем, у него не оставалось сомнений, что он заслужил почетный титул Новичка-Придурка. Или — что ничуть не лучше — Новичка-Любимчика, поскольку все сами убедились, как мадам Мийе его опекает. Она и раньше его часто хвалила, хотя он не показывал никаких особых успехов в учебе. Это вызывало у многих тайную досаду, поскольку мадам Мийе, хотя тоже новенькая, была не просто учительницей, а самой красивой учительницей в лицее. Бастиан догадывался, что многие ученики (а может быть, и некоторые преподаватели) втайне рисуют себе эротические сцены с ее и своим участием и что повышенное внимание, уделяемое ему, порождает у них приступы ревности.
Ничего нет хуже, чем стать изгоем в таком месте, как «Сент-Экзюпери». Может быть — только стать изгоем, опекаемым самой красивой учительницей… Ему хотелось провалиться сквозь землю от стыда.
Не говоря уже о фразе, которая продолжала тревожно пульсировать в его мозгу, словно мерцающее окошко на мониторе компьютера: JulesMoreau@hotmail.com хочет стать вашим другом…
Не говоря уже о тумане…
Он продолжал сидеть на скамейке, отделенный невидимой стеной от всего остального мира, пока другие ученики играли в футбол или тайком курили в галерее, прячась за колоннами, а ученицы красились в туалете, и понимал, что выхода нет. В течение нескольких месяцев после смерти Жюля он был уверен, что его жизнь просто не может быть хуже. Он ошибался: сейчас, несмотря на то что жизнь его родителей начала понемногу входить в прежнюю колею, сам он был пленником этого лицея, посмешищем которого стал, пленником своей комнаты, где слащавые ангелочки фальшиво
— Привет.
Чей-то голосок прервал мрачный ход его мыслей. Бастиан поднял глаза и недоверчиво поморгал, глядя на девочку, обратившуюся к нему, — потому что… этого ведь не могло быть, не так ли?
Но нет, перед ним действительно стояла Опаль Камерлен.
Сердце Бастиана учащенно забилось. Опаль тоже была из числа любимых учеников мадам Мийе и, кроме того, самой красивой девочкой во всем лицее — по мнению Бастиана. Стоило ей где-нибудь появиться, и она тут же привлекала к себе всеобщее внимание. Может быть, из-за слегка надменного вида — естественного следствия врожденного аристократизма, благодаря которому она казалась взрослее своих лет (хотя фигурка ее была еще детской и выпуклости под футболкой напоминали скорее редиски, чем яблоки). Или из-за цвета волос… Так или иначе, она была потрясающей. Лучше всех.
Бастиан невольно огляделся по сторонам — не наблюдает ли за ними кто-нибудь? Может быть, Опаль пришла со «спецзаданием»? «Давай-ка, Опаль, посади в лужу этого придурка!»
Он тут же подумал о Сезаре Манделе, которого тоже заприметил с первых дней. Его и нельзя было не заметить: в каждом классе есть хулиган-заводила, и в этом смысле «Сент-Экзюпери» не был исключением. К несчастью. Помимо глупости, обычно свойственной типам такого рода и абсолютно очевидной для окружающих, Бастиан заметил в нем еще некую скрытую звериную хитрость… что-то жутковатое, темное, чего он не мог точно определить. Но сейчас Мандель самозабвенно гонял мяч на небольшом футбольном поле, так же как и двое его самых верных прихвостней — Филибер де Бризи и Кристиан Массиак. И тот и другой стремились перед Манделем выслужиться и вместе с ним являлись постоянной головной болью лицейской администрации. Вся троица ревниво оберегала мяч, мгновенно пресекая любые попытки его перехватить.
Бастиан отвернулся от футбольного поля и снова взглянул на… нее, стоящую в лучах солнца, уперев руки в бока. Ее губы напоминали вишни. Ярко-зеленые глаза пристально на него смотрели.
Он догадывался, что щеки его красны, почти как ее волосы.
— Привет…
— Ты не раскладывал сегодня карты? — спросила Опаль, опускаясь на скамейку рядом с Бастианом.
Он покачал головой.
— Почему?
Поколебавшись, он решил сказать полуправду.
— Ну, я вижу, что здесь это никого не интересует…
Едва лишь произнеся эти слова, Бастиан с ужасом подумал: сейчас она скажет: «Это тыздесь никого не интересуешь, дорогуша. Карты вовсе ни при чем». Но вместо этого Опаль кивнула, сказав:
— Ну, в общем да, здесь мало кто увлекается магическими картами… А ты играешь в них или просто коллекционируешь?
Бастиан, озадаченный, наконец повернулся к девочке. Но она в этот момент на него не смотрела — ее взгляд был устремлен в какую-то непонятную точку. Зато Бастиан смог полюбоваться красивым профилем Опаль, молочно-белой, абсолютно чистой кожей ее лица… Он знал, что немногие девчонки интересуются магическими картами — и уж, во всяком случае, не такие, как Опаль Камерлен, а в основном дурнушки, чьи физиономии похожи на пиццу, а улыбки, как правило, щербатые…
— Я играю…
— Вот черт, а я готова была поспорить, что коллекционируешь. Я постоянно вижу, как ты их раскладываешь и рассматриваешь, точно так же как моя мать любуется своими драгоценностями.
Она рассмеялась, но как-то безрадостно.
— А ты играешь? — осмелился он спросить.
— Да… в Сети, онлайн. В реале мне скучно с парнями, которые в них играют. Это такие… — она слегка поморщилась, — зануды! А я не люблю зануд.
Бастиан не представлял, что ответить. Он хотел сказать, например: «Нет, я не зануда, но не люблю сетевые игры… виртуальный мир меня не привлекает. Впрочем, я сам толком не знаю, кто я на самом деле», — но промолчал.