Проклятый и благословенный
Шрифт:
Глубокомыслие отпустило; встретился с приятелями. Идиотизм заключался в следующем: мое детство, вернувшееся в абсолютном вакууме, пересеклось с детством экипажа. Не знал я никого из них двадцать лет назад, вот беда! Познакомились на отборе. И детских фотографий не видел в жизни. Перед возвращением на Землю — когда обменивались «выродками» — описал каждого, каким лицезрел «во сне». Подтвердили. Их изумление — выше моего: сходство-до малейших деталей. И образ мыслей подобен. Насколько помнят себя.
Я впал в детство. Допускаю.
Сидели рядком на скамеечке. Чинно, степенно-благовоспитанные детишки. Ногами болтали, рассуждали. Кто в носу ковырял, кто ногти грыз, кто укус комариный расчесывал. Дружки — любой скажет. А подружиться им — через двадцать лет!
Командир — вихрастый, штаны на помочах старомодных — вперехлест, гольфы сползли, настроен воинственно: чуть что — соседа локтем в бок.
Помощник-анемичный, вялый. Зовут «дистрофиком». Кожа тонка: на шее все жилки видно. Почти прозрачный. Спорить не любит и не хочет, но приходится: компания втянула в дискуссию. Физик-конопатый до умопомрачения. За веснушками лица не видно. Огненные волосы не во все стороны, как у рыжих обыкновенно, а напротив-аккуратной челочкой. Вожак-Командир, но и этот из лидеров, за чужое верховодительство отчаянно переживает. Потому и любое слово — главарю наперекор.
Психолог — из тех, что в школе становятся круглыми отличниками и занудами. Все знает, но снисходительно молчит, если скажет что — обязательно проверенное и в точку. Таких родители с трех лет «по-взрослому» одевают, а с пяти уже на коррекцию зрения водят: читают все, что под руку попадается, даже кулинарные книги.
Техник меньше всех ростом, потому и ехиден. Нос острый, как у лисы, глаза — щелочки, рот от уха до уха. Первый подпевала Командира. Тот ему брезгливо потворствует, остальные — и я в том числе, не тот, который смотрит со стороны, а тот, что сидит на лавочке третьим справа, — ненавидят. В начальной школе потенциальный ябеда и подхалим. Лупить будут нещадно.
Наконец, Навигатор — «вещь в себе». Отрешен, суров, словно наперед известно: через пару десятков лет быть ему «звездным штурманом». Одна из редких натур: в цели жизни уверен с малолетства, идет к ней упорно и добивается максимального. Знает все о типах космических кораблей, о трехмерных лоциях, о системе координат в пространстве, любой разговор сводит к «эклиптике», «космовекторам». Любимое присловье: «Эх, суперсвет бы!» Как в воду смотрит: в числе первых окажется, кто пространство перехитрит.
А дебаты у нас нешуточные: спорим, какая игра лучше.
— Конструктор! — выкрикивает Физик, стремясь к приоритету.
— Смотря какой конструктор, — важно и снисходительно цедит Командир. — Конструкторы разные бывают.
— «Построй сам», — хихикает Техник. — Кубики. Робя, рыжий в кубики до сих пор играет!
— У-у, лиса! — Физик гневно потрясает кулачками. — И не кубики вовсе — аналоговый на микротриггерах! Мне такой конструктор отец подарил. С полиэкраном!
Командир ощущает потребность в возврате инициативы.
— Хлам! — бросает он. — Ясли… «Живой мир»-это вещь. Нацепил шлем и крути ручки. Хошь — в космосе летишь, хошь — в джунглях крадешься. Не то что твои «тригры-мигры»!
— Хлам?! — глаза Физика стекленеют. — Да ты сам знаешь кто? Спор грозит баталией. Выступаю я:
— Кончай, братцы! Тебе-то, рыжему-то. А я технические игры не люблю. Вот в «пришельцев» сыграть бы! Айда, а? Дистрофик водить будет. Он все равно прятаться не умеет, уши за парсек видны. Пусть «Центр» охраняет. Чур, я в дальнем патруле! Дистрофик багровеет. «Лиса» опять скалится.
— Прише-е-ельцы, — тянет он, опасливо косясь на командира. — Ты еще «индейцев» предложи. Ща луки сделаем, стрел наломаем. Возня одна…
— Ты сам-то, «лиса-морда коса», во что играешь? Небось ни во что!
— Я… это… я тоже «живой мир» люблю. Особенно «оверсан». Солнце очень красиво можно вообразить… Командир благосклонно кивает. Мы с Физиком орем нараспев:
— Лиса — подлиза! Лиса — подлиза! — и на ходу сочиняем, смело круша стереотипы женского и мужского рода:
— Лиса — болван. Захотел «оверсан». Полетишь башкою вниз, Потому что ты — подлиз!
— Дистрофик, а ты что скажешь? — Это вступает Командир. Оппозиция наша ему не нравится. У Психолога же и спрашивать нечего. Заранее знаем: скажет «шахматы», или «литературная викторина», или «герои любимых книг» — что-нибудь в таком духе.
— Я? — Дистрофик смущается и краснеет снова. — Я, ребят, так… ничего… Я лото люблю. Мы с папкой и мамой часто в него играем. Хорошая игра, не верите?
— Чо-то? — Лиса скатывается со скамейки. Хохочет. Но продолжать не смеет: натыкается на грозный взгляд Навигатора.
— Не трожь его! Слышь? А ты, старшой, тоже мне! — накидывается Навигатор на Командира. — Дал бы лисе по шее, чтоб не вонял. Лото — хорошая игра. И «Живые картины» хорошая. И конструктор у Рыжего ничего себе. А вот у меня мечта, — он задумчиво вскидывает глаза, — «Лабиринт-ловушку» заиметь!
— Какую «ловушку»? — удивляются все. — Мы про такое и не слыхали.
— Это новая игра. Я только сегодня узнал. Значит, во-от такая головизионная рамка. В ней вырастает трехмерный лабиринт. И внизу пять «зайчиков» горят. Ну и пятнадцать рычажков, само собой. Надо зайчиков по лабиринту провести всех одновременно, а потом их в особую ловушку загнать. Если загонишь — лабиринт пропадает, и появляется сногсшибательная головизия, всякий раз новая. А если хоть одним «зайчиком» за светоплоскость заденешь, все пять назад возвращаются.