Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди
Шрифт:
Назвавшись посланцем из Варшавы, Шептицкий ощутил легкую тревогу – слишком уж невзрачен был его вид. Хотя опасения хорунжего оказались напрасны. В свои сорок пять лет, несмотря на беспробудное пьянство, он выглядел довольно сносно. Высокий, по-юношески худощавый стан, темно-русые, почти не тронутые сединою волосы до плеч, большие карие глаза да тонкий, с маленькой горбинкой нос – выдавали знатную породу. А обтрепанный, когда-то красный, но порыжевший от старости кунтуш, залатанные шаровары и изрядно сбитые сапоги не были особенно приметны в алмазном блеске эфеса гусарской сабли.
– Немного подождите, пан рыцарь, сейчас доложим о вашем прибытии, – почтительно изрек начальник охраны. Обращаясь к одному из стражников, старый воин строго приказал:
– Беги, зови дворецкого.
Вскоре появившийся дворецкий был несколько смущен. Пытливо оглядев хорунжего, он блудливо ухмыльнулся да развел руками:
– Не знаю, как быть, но лично вас принять у князя нет возможности.
Шептицкий спешился и как можно равнодушнее спросил:
– Уж не болен ли наш канцлер? – при этом голос его все-таки немного дрогнул. Скрыть полностью свое волнение Гжегож не смог. Бывший ротмистр уже решил убить Воловича. Что будет с ним самим, мало беспокоило отчаянного шляхтича. Более того, такой исход всего произошедшего представился ему наименее бескровным и наиболее справедливым.
– Убью Станислава и делу конец. За злодеяние, что он свершил, лишь смерть – расплата.
А замок штурмовать рискованно, в мятеже еще потом нас обвинят, тогда не только Яну, но и остальным собратьям не сносить голов. А так – обычная любовная история. Совратил князь благородную девицу, да печальное недоразумение произошло – жених прознал о том и покарал обидчика. Тут суды-дознания не нужны, без них все ясно, рассудил хорунжий.
Вообразив себя Еленкиным женихом, Шептицкий сразу же помолодел душой лет на двадцать. Между тем дворецкий истолковал волнение королевского гонца ничем иным, как озабоченностью здоровьем канцлера. Продолжая блудливо улыбаться, он тихо, чтоб не слышали охранники, промолвил:
– Не извольте, сударь, беспокоиться, князь не болен, а, скорее, наоборот – выздоровел. Вы, я вижу, благородный человек, к тому же военный, думаю, все правильно поймете. После смерти своей жены, княгини Анны, его милость шибко был печален, все уединения искал, от того сюда прибыл из Варшавы. Но и тут, не в пример другим панам вельможным, к женкам с девками интереса не проявлял, прямо как обет безбрачия принял. А сегодня вдруг внезапно разговелся. Днем с охоты вернулся какой-то ошалелый и в добычу не лисицу или лань притащил, а женщину. Кто она, откуда – даже я не знаю. Князь ее завернутою в плащ привез и, из рук не выпуская, сразу же в свои покои уволок. В опочивальне заперся, да вот уже который час оттуда не выходит и никого к себе не допускает, – щекастое лицо дворецкого озарилось теперь уж явно похотливой улыбкой, скрыть которую он был просто не в силах. – Думаю, пан рыцарь, как настоящий дворянин, войдет в его положение, не станет настаивать на аудиенции?
Рассказ домоправителя поверг Шептицкого в легкое замешательство. То, что Елена в замке, он знал без этой брыластой сволочи. Поразило Гжегожа другое – даже приближенные не знают толком, кого похитил канцлер, значит, все произошло внезапно, без злого умысла. Неужели встреча их была случайной, и Волович позарился незнамо на кого, прельстившись небывалой красотой соседской дочери. Впрочем, это мало что меняло, а потому хорунжий строго изрек:
– Я на королевской службе.
Глумливая ухмылка сползла с лица дворецкого, смерив Гжегожа недобрым взглядом, он злобно прошипел:
– Как вам будет угодно, сударь, – затем кивнул начальнику охраны. – Янек, прими у пана рыцаря оружие, – после чего, вновь обращаясь к королевскому посланнику, с издевкою добавил: – Уж не обессудьте, но у нас такой обычай – незнакомцев в дом с оружием не допускать.
Отважный шляхтич вздрогнул, такого оборота событий он никак не ожидал. Казавшееся столь легко осуществимым убийство Воловича, становилось явно невозможным. Уже темнело, и рассчитывать на аудиенцию раньше завтрашнего дня не приходилось. Конечно, можно было заартачиться, ссылаясь на приказ короля, но разоружение хорунжего лишало смысла его свидание с канцлером. Лихой рубака, с пистолью да палашом он без особого труда мог уложить трех-четырех противников, но драться голыми руками с несколькими здоровяками-стражниками было просто глупо. В том, что раздосадованный его настойчивостью домоправитель не оставит их со Станиславом наедине, Гжегож уже не сомневался. Да и не душить же благородному шляхтичу Шептицкому канцлера Литвы Воловича, как душат мужики друг друга в пьяной драке.
Словно подтверждая помыслы хорунжего, начальник стражи дал знак двоим охранникам, и те встали у Гжегожа за спиной. Подбадриваемый взглядом дворецкого, старый воин с почтительным полупоклоном попросил:
– Отдайте, сударь, мне свое оружие.
Эта почтительность по отношению к незваному гостю спасла ему жизнь. Сообразительный Шептицкий сразу же уразумел, что, войдя в замок, он тотчас станет пленником, а затем, скорей всего, покойником. И долго еще верный друг его, полковник Озорчук, будет искать бесследно сгинувшую дочь.
Надо было уходить. Беспечно улыбнувшись, Гжегож приготовился отвесить слугам канцлера прощальный поклон, и отвесить так, чтоб те, кому посчастливится остаться в живых, надолго его запомнили. Не проявляя ни малейших признаков волнения, он одной рукой вынул из-за пояса пистоль, а другую положил на рукоять сабли. В последний миг начальник стражи заподозрил неладное, увидав дымящийся фитиль, но было поздно. Вежливого старого служаку хорунжий пощадил и пальнул в дворецкого, превратив самодовольный лик наглеца в кровавое месиво. Янек попытался оказать сопротивление, однако тут же сник, получив удар пистольной рукоятью по непокрытой шлемом седой голове. Не успел он повалиться наземь, как Шептицкий, не оглядываясь, прямо с разворота рубанул стоявших за его спиной охранников. Все произошло настолько быстро, что стрелки на башнях начали палить, когда отчаянный лазутчик уже несся прочь от княжеского замка, и пущенные вдогон ему пули не достали смельчака.
10
На хутор Гжегож прибыл далеко за полночь. Несмотря на столь позднее время, все шляхтичи толпились на хозяйском подворье. Возвратившись из бесплодных поисков, они не стали расходиться по своим жилищам, а ждали дальнейших приказаний Озорчука. Когда Шептицкий влетел в ворота на полузагнаном коне, собратья сразу поняли, что он принес какие-то недобрые вести. Однако вид разгневанного хорунжего удержал панов рыцарей от расспросов.
Поднявшись на крыльцо, Гжегож оглянулся. Отыскав взглядом своего друга-собутыльника вахмистра21 Марцевича, он приказал ему:
– Ярослав, возьми еще двоих, да переоденьтесь мужиками. Как готовы будете, мне скажешь, – и, не вдаваясь в какие-либо объяснения, стремительно направился в покои пана полковника.
Войдя в трапезную, где обычно собирались вечерами ближайшие соратники Озорчука на чарку вина да задушевную беседу, хорунжий увидел плачущую Марысю и расхаживающего из угла в угол, словно запертый в клетку дикий зверь, полковника. Судя по всему, горе не сломило Яна, а это было сейчас, пожалуй, главным. Сам Шептицкий, к сожалению, не мог похвастаться умением стойко переносить удары судьбы-злодейки.