Проклятый шедевр
Шрифт:
***
Лифт натужно поднял Ивана на девятый этаж, попрощавшись с гостем скрипом закрывающихся дверей.
Искомая дверь выделялась бархатной чернотой. Даже номер квартиры был прикреплён около звонка, чтобы ничто не нарушало её идеальную черноту. Иван подумал, что именно так и должна выглядеть бездна, в которую не нужно долго вглядываться. Он нажал звонок, в ответ раздалось неожиданное «Карррр». Замок щёлкнул, и дверь приоткрылась, давая Царевичу последний шанс передумать.
Иван шагнул внутрь. Светлая прихожая встретила писателя ростовым зеркалом в изящной бронзовой оправе. На стене висели настоящие, потемневшие от времени ходики с кукушкой и гирьками, на удивление удачно вписавшиеся в современный дизайн прихожей. Ивану показалось, что поверхность зеркала подёрнулась рябью, но в следующее мгновенье Царевич снова смотрел на своё отражение.
На просьбы, опишите себя, Иван обычно отшучивался – «неопределённый». Неопределённо средний рост. Неопределённо средний возраст. Ему давали от тридцати двух до сорока восьми, заставляя истину болтаться где-то посередине. Неопределённого цвета глаза. Тёмно какие-то, а окончание зависело от освещения. Левая бровь всегда вздёрнута, что придавало лицу выражение то ли обиды, то ли удивления. Самым приметным в облике были большие наушники. Иван слушал музыку везде и всегда, отгораживаясь ею от окружающих. Хотя меткое прозвище Ушан, приклеилось к нему вовсе не из-за наушников, а благодаря удивительному сходству с одноимённым персонажем из мультика про Алису Селезнёву.
Перестук каблуков вывел Ивана из задумчивости. Высокая, ухоженная особа лет пятидесяти внимательно рассматривала гостя. Крупный рот с тонкими губами, очерченными вишнёвой помадой, смягчал резкие, слегка грубоватые черты лица. Брюки палаццо выгодно подчёркивали худощавую фигуру. Женщина напомнила Ивану бывшую жену. Нет, не внешне. Внешне они как раз похожи не были. Но от них обеих исходила аура властности. Они всё знают лучше, спорить бесполезно. Не нравится – вот выход. Вот так Иван однажды и ушёл.
– Добрый день, – поздоровался Царевич. – Ядвига Васильевна?
– Просто Ядвига. Вешайте куртку и проходите, – кивнула хозяйка, возвращаясь в комнату.
Иван заметил, что женщина слегка прихрамывает, и подумал: «Нелегко ей, наверное, ходить на шпильках».
Царевич прошёл в кабинет. Из больших окон открывался живописный вид на парк, раскинувшийся вдоль речной излучины. Мягкий голубой оттенок стен заполнял пространство воздухом. Мебель явно дорогая, из натуральных материалов. Иван мысленно кивнул, интерьер в скандинавском стиле очень подходил его хозяйке. Сочетание практичности и эстетической привлекательности.
Ядвига молча указала на светло-серое жаккардовое кресло, утопающее в пушистом ковре с геометрическим узором. Сама же она расположилась за небольшим письменным столом, где кроме ноутбука ничего не было.
Ядвига внимательно смотрела на Царевича, Иван тоже не торопился начать договор. Он заметил, что психологиня так и не поздоровалась с ним. И вообще тут все странные какие-то. Секретарь по телефону отвечал так, будто делал одолжение. Теперь вот эта, похоже, зазвездившаяся. В квартире витал манящий запах хорошего кофе, а ему даже не предложили.
Иван упрямо разглядывал стену на спиной психологини. Начинать сразу жаловаться не хотелось. А о чём другом говорить – не понятно. Затянувшуюся паузу нарушало тиканье часов в прихожей, отчётливо слышное через открытую дверь. В кабинете часов не было. На невидимых полках расположились книги. Иван скользнул взглядом по корешкам, все на профессиональную тематику. Прямо за головой Ядвиги висела большая странная картина. Нарисованная настолько реалистично, что Иван сначала решил – фотография. Но нет, это была именно картина, и на ней был нарисован дом. Не то чтобы дом, какая-то полуразвалившаяся хибара посреди болота.
– Любопытная у вас картина – не выдержал Царевич.
– Интересуетесь живописью? – Ядвига приподняла бровь.
– Не то, чтобы очень, – Иван замялся. Зря он начал разговор с этой темы.
Ядвига развернулась в кресле лицом к картине. Затейливый узел, стягивающий светлые, почти белые волосы в строгий пучок, на мгновенье отвлёк внимание Ивана.
– Это мой домик… Дачный… Он мне дорог, как память. От прабабушки достался. Вместе с ходиками, вы их в прихожей видели, – в голосе Ядвиги промелькнуло что-то ностальгическое.
Иван снова взглянул на картину. Высокая лестница, ведущая в дом, выглядела так же стрёмно, как и сама хибара.
Иван представил, как психологиня ранним утром, с чашечкой кофе и на шпильках выходит из дома. Нижняя петля отваливается от двери, и та со стоном опирается на косяк. Ядвига, не обращая внимания на жалобы пострадавшего предмета интерьера, делает первый шаг. Мшистая, полусгнившая ступенька с ехидным треском подламывается. Ядвига, выставив руки вперёд, скатывается с лестницы как с горки, оставив в ступеньке туфлю с застрявшей шпилькой. А чашка, уже без кофе, падает на затылок, прямо на этот вычурный узел.
Ядвига тем временем снова развернулась к Ивану. Её взгляд стал колючим, а голос пресекал любую попытку пошутить:
– Кстати, очень способствует воображению. Особенно через полгода отшельничества.
Иван поперхнулся от неожиданно открывшейся перспективы:
– Странный фундамент у вашего домика. А где он находится?
– Вы ведь не планируете туда отправиться? – задала встречный вопрос Ядвига и, получив утвердительный кивок, подняла крышку ноутбука.
– Итак, вы – Иван Царевич, популярный писатель. На текущий момент издано аж сорок две книги. Хм, неплохо.
Ядвига оторвалась от экрана и с интересом взглянула на Ивана:
– И что, вы правда Иван Царевич?
– Это псевдоним. Мой литературный агент, решил, что так будет атмосфернее. Кому интересен Иван Григорьевич Кукушкин?
– Логично, – Ядвига кивнула. – И, как я понимаю, с сорок третьей книгой у вас возникли проблемы? Рассказывайте.
Иван рассказал. И о том, что, уступив уговорам главреда, подписал договор на шеститомную серию, хотя изначально задумывался трёхтомник. И что новая серия выстрелила настолько оглушительно, но уже на пятую книгу появились уничижительные рецензии, мол исписался Царевич, не выдержал бремени славы. А знаете какая конкуренция в литературном мире? Чуть дашь слабину, и редактор уже подписывает договор с каким-нибудь молодым выскочкой. А ты с рукописью остаёшься у разбитого корыта потому, что по договору у издательства ещё пять лет полные права на твоих героев. Вот и выходит, чтобы утереть нос завистникам, Царевичу теперь нужен шедевр. А не выходит у Данилы-мастера каменный цветок.