Проклятый. Игра с огнём

Рей Полина

– А чья это квартира?
– шёпотом спросила она, будто боялась нарушить спокойствие этого места.

– Моей матери. Мне захотелось вас познакомить.

Есения округлила глаза. Нет, он точно не в себе. Привёз её в чужой город за сотни километров, без трусов, без самого необходимого, чтобы посреди ночи представить своей матери?

– Кузнецов, ты в курсе, что уже ночь?
– попыталась воззвать к его разуму Еся, одновременно скидывая туфли на ходу. Глеб уже тянул её куда-то за руку, и ей оставалось только подчиниться.

–

В курсе. Как раз ночью она не спит.

Им навстречу по длинному коридору уже спешила женщина - высокая, в ярком платье, с идеально уложенными волосами и холодной улыбкой на лице. На Кузнецова она совсем не походила. От силы ей можно было дать лет сорок. Она что, родила его будучи подростком?

– Глеб Михайлович, вы не предупредили, что приедете. Что-то случилось?

Еся вертела головой, переводя взгляд с Глеба на женщину и обратно и ничего ровным счётом не понимая.

– Нет. Просто решил навестить мать. Или это запрещено?

Он решительно отодвинул женщину с дороги и прошёл по коридору дальше, пока они с Есенией не очутились в обставленной под старину спальне, возле окна которой замерла хрупкая седовласая женщина. Что-то в этом всём было не так, но Еся пока не могла понять, что именно.

– Мама!
– тихо позвал он, сжимая руку Есении крепче, будто опасался, что она сбежит. Есе показалось, что его пальцы дрожат.
– Мама, это я.

Женщина повернулась, и Есения выглянула из-за спины Глеба, неуверенно улыбаясь.

– Глеб?
– переспросила женщина, делая к нему шаг.
– А я тебя уже и не ждала. Ты почему так долго не приезжал?

– Мамуля, я недавно был у тебя, ты просто забыла.
– Глеб повернулся к Есе и виновато улыбнулся ей. Потом подвёл её ближе к матери и представил: - Мама, это Есения, моя девушка. Еся, это Арина Васильевна, моя мама.

Есе захотелось встряхнуть Кузнецова из-за того, какую феерическую чушь нёс, обманывая собственную мать, но на лице Арины Васильевны отразилась такая неподдельная радость, что она промолчала.

– Глебушка, как хорошо-то!
– воскликнула она.
– Надо сказать твоему отцу, что у нас такая радость! Он за молоком вышел, а я его как раз жду.
– Она указала рукой на окно.
– Вот-вот должен прийти.

Еся нахмурилась. Интересно, о ком она? Если о Кузнецове-старшем, так он же в Питере, а отчим Глеба, кажется, погиб.

– Хорошо, мама. Ты жди. Как придёт, сразу с ним и поделишься.

Его голос дрогнул, и Глеб повернулся к Есении, кивая на выход из комнаты. Арина Васильевна, будто потеряв к ним интерес, вернулась к своему наблюдательному посту и что-то забормотала про молоко и задерживающегося мужа.

– Пойдём. Она скоро попросит уложить её спать. Наверное, зря я тебя сюда привёз.

Он медленно вышел, обернувшись лишь на пороге, и повёл Есению обратно в прихожую.

– Подожди.
– Еся вырвала руку и остановилась. Если он рассчитывал на то, что она спокойно воспримет всё случившееся, он жестоко ошибался.
– Объяснишь мне, что происходит? Почему я вдруг стала твоей девушкой и вообще что с твоей мамой?

– Да не стала.
– Он устало потёр пальцами переносицу.
– Просто так тебя представил. Знал, что она обрадуется. Она давно уже болеет. Альцгеймер. Правда, прости, я не знаю, зачем сделал всё это.

Он подошёл к ней, и крепко обнял Есю, прижимая к себе. Она слышала, как быстро стучит его сердце под её щекой. Её самоуверенный, дико сексуальный Глеб вдруг открылся ей с совсем другой стороны. Он мог проехать несколько сотен километров просто для того, чтобы его мама обрадовалась тому, что у сына появилась девушка.

– Кузнецов, ты, конечно, прости, что я не вовремя задаю этот вопрос...

– Ты первая и единственная, кто здесь был. Сам не знаю, какой чёрт меня дёрнул сюда тебя привезти. Честно.

– Да я совсем не против. Просто неожиданно всё это.

Она запрокинула голову и всмотрелась в его глаза. Глеб же смотрел на неё виновато, и Есе хотелось стереть это выражение из его взгляда.

– Пойдём отсюда? Погуляем по Москве и сразу домой, идёт?

– Идёт. Только есть очень хочется.

– Я дурак... Совсем забыл тебя покормить.

– Ну, ничего. Это легко исправить.

Еся надела туфли и жестом, который стал ей привычен, взяла его за руку. Только сейчас она почувствовала, как бешено стучит её сердце. Она ещё не осознала того, что сегодня произошло, но знала, что это приведёт к чему-то, что навсегда изменит не только её жизнь, но и жизнь тех, кто был с нею тесно связан.

Ночной супермаркет был безлюдным. Глеб молчал, очевидно, приходя в себя после встречи с матерью, а Еся размышляла. Тот поступок - импульсивный и не имеющий объяснения - который он совершил, она смогла обдумать относительно спокойно только сейчас. Что изменилось между ними из-за того, что он привёз её к матери? Ничего. Она всё так же замужем, у них всё так же отношения с правилами, которые придумал Кузнецов. Внешне всё было тем же, что и вчера утром. Но Есения знала: всё изменилось. Перешло через ту точку невозврата, после которой уже ничего не будет прежним.

Глеб совершил поступок, который много для него значил. Она - Есения Стрельцова - стала очень много для него значить. И что с этим делать, им только предстояло разобраться.

– Точно не хочешь в кафе? Есть же круглосуточные, - в который раз уточнил Глеб, беря с полки упаковку молока и морщась.

– Какой ты неромантичный, Кузнецов! Провезти девушку через половину Земли для того, чтобы сводить в кафе, которых и в Питере с перебором? Нет. Я хочу молоко, вон ту булочку, парк. И тебя.