Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов)
Шрифт:
– Какая же? – бесстрастно осведомился Барклай.
Толь отвечал, что надобно атаковать двумя колоннами из города.
Ермолов высоко ценил Карла Федоровича Толя за его замечательные способности и большие знания, почерпнутые еще в годы учебы в одном из кадетских корпусов, которыми командовал уже тогда покровительствовавший ему Михаил Илларионович Кутузов. Однако Толь был еще молод, малоопытен и нередко допускал довольно значительные ошибки.
– В городе весьма мало ворот, и они с поворотами в башнях, – возразил Толю Ермолов. – Большое число войск скоро пройти их не сможет. А как они устроятся потом в боевой порядок?
– Признаю замечания основательными, – отозвался военный министр. – Какие предложения будут у господ генералов?
Большинство говоривших не согласились с мнением Багратиона, который намеревался перейти Днепр выше города и ударить в правый фланг Наполеона.
– Уж если необходимо атаковать, – рассуждал Ермолов, – то куда удобнее перейти реку у самого города, с правой его стороны, устроив мосты под защитой батарей правого фланга крепости. Предместье тут еще не оставлено нами, и против него действует всего одна неприятельская батарея. К ней – удобный путь обширными садами. В случае же отступления можно занять монастыри и церкви в предместье и не допустить натиска французов на мосты.
Александр Иванович Кутайсов от имени корпусных командиров предложил еще один день продолжить защиту города. Ермолов поддержал его.
– Защищать, чтобы затем атаковать? – спросил Барклай.
– Нет, чтобы потом отступить, собрав силы, – отвечал Кутайсов.
Позднее Ермолов понял неправоту своего мнения: удерживать разрушенный город было совершенно бесполезно. Но так велика была жажда отмщения и ярость против жестокого завоевателя, что и он поддался общему порыву – не отступать!
Барклай-де-Толли молчал.
Он знал, что сдачей Смоленска окончательно уронит в глазах государя свою репутацию главнокомандующего и даст многочисленной враждебной партии право добиться его отставки. Но он не видел иного выхода, кроме отвода войск далее на восток.
Наконец военный министр медленно проговорил:
– Приказываю сей же ночью оставить Смоленск.
6
Распорядившись о порядке отхода 1-й армии, Барклай и Ермолов ночевали в арьергарде близ самого города.
От Смоленска Московская дорога тянется несколько верст вдоль правого берега Днепра, затем идет на восток через Лубино, Бредихино и перед Соловьевом вновь переходит через Днепр, к Дорогобужу. По ней уже сутки отступала 2-я армия, приближавшаяся к Соловьевой переправе. Для охраны Московской дороги Багратион оставил в четырех верстах от Смоленска сильный арьергард под командой племянника Суворова князя Горчакова. Ему было дано приказание отходить за 2-й армией.
Между тем вся 1-я армия еще занимала позиции на пореченской дороге, верстах в трех к северу от Смоленска. Барклай не пошел тотчас по прямому пути, ведущему на Москву, так как Наполеон мог артиллерийским огнем с левого берега нанести войскам сильный урон. Однако, когда после полудня замечено было движение французов вверх по Днепру, положение сделалось опасным: теперь, наведя переправу, Наполеон мог легко прервать сообщение обеих русских армий.
1-й армии непременно надлежало выйти на Московскую дорогу, но боковой марш трудно было предпринять днем, на виду у неприятеля. Барклай вознамерился выждать ночи и, простояв 6 августа под Смоленском, приказал с наступлением вечера перейти с пореченской дороги на столбовую Московскую проселками, которые проходили севернее и выходили к ней у лубинского перекрестка. Движение осуществлялось двумя колоннами – генерал-лейтенантов Тучкова и Дохтурова; в голове армии назначено идти особому отряду под начальством генерал-майора Тучкова 3-го.
Тучков выступил в 8 вечера и шел всю ночь перед колонной своего брата лесами и болотами. Только через сутки он прибыл на лубинский перекресток, имея целью дальнейшее движение по Московской дороге. Однако Горчаков при первом же известии о приближении 1-й армии двинулся к Соловьевой переправе, оставив лишь три казачьих полка. Таким образом, несогласованность в действиях двух армий привела к тому, что 1-я при своем фланговом движении лишилась бокового прикрытия.
Барклай, убежденный, что вся армия выдвигается к Соловьевой переправе, в полночь с ужасом обнаружил, что второй корпус все еще у Смоленска, и обратился к Ермолову:
– Мы в большой опасности! Поезжайте вперед, ускорьте марш войск, а я пока здесь останусь…
Достигнув лубинского перекрестка и увидев, какая опасность грозит 1-й армии, Ермолов помчался далее, к Соловьевой переправе, и возвращал назад все встречаемые им войска. В это время Тучков 3-й взял в плен двух вестфальцев из корпуса Жюно и препроводил их к Ермолову, которому они объявили, что у них шестнадцать полков одной кавалерии.
Ермолов нашел отряд Тучкова 3-го только в двух верстах от соединения дорог. Он приказал пехоте продвинуться несколько вперед. Вскоре прибыла неприятельская артиллерия, и огонь с обеих сторон усилился чрезвычайно. На позиции появился Барклай, который, увидев, что приняты все необходимые меры, дозволил Ермолову руководить боем.
В продолжение всего сражения Алексей Петрович подкреплял центр свежими войсками, подходившими из Бредихина. По обе стороны дороги кипел бой. Ермолов дважды возглавлял штыковую атаку, отбрасывая от перекрестка французов. Наконец в седьмом часу пополудни совершил боковое движение корпус Багговута. Цель, ради которой велось сражение, была достигнута.
Сражение при Лубино явилось крупным успехом русских войск. У французов, по их словам, выбыло из строя более шести тысяч человек; погиб и участник всех наполеоновских походов командир дивизии граф Цезарь Гюден. Потери русских были, очевидно, не меньше. Важно то, что неприятель не сумел захватить участок соединения дорог и отрезать часть 1-й армии.
За особенное участие в этом бою Ермолов по представлению Барклая-де-Толли был произведен позднее в генерал-лейтенанты.
7
Разбранившись с военным, министром, атаман Платов решился уехать из армии.
Когда он явился в главный штаб, Ермолов с полковником Кикиным разрабатывали диспозицию для отхода армии по Московской дороге. Алексей Петрович не мог нарадоваться способностям, неутомимой деятельности, строгим правилам чести нового дежурного генерала. «Прощай, Ставраков, плачевный комендант главной квартиры! – говаривал он теперь про себя. – Ты уже не будешь мучить мозг мой непрерывной работой, а я получу минуты отдохновения и вновь выну из походной сумы Горация и Тацита…»