Прокурор для Лютого
Шрифт:
Он приоткрыл дверь, предупредительно пропуская пахана впереди себя. Когда вор был уже в коридоре, Прокурор, не закрывая двери, чтобы слышал Найденко, произнес подчеркнуто выразительно:
— Чуть не забыл. Лютый, вы блестяще провели операцию по задержанию крайне опасного преступника и будете награждены. Я знал, я верил, что лучше вас никто не справится с этим заданием…
Беседовали в специальной комнате — как наверняка знал Прокурор, тут беседу вряд ли могли подслушать посторонние, а посторонними были абсолютно все. Сохранение тайны обеспечивали: генератор «белого шума», не позволяющий пользоваться «жучками», абсолютно гладкие стены и потолок, в которых объектив скрытой видеокамеры слишком бросался бы в глаза, хитроумные детекторы, начинающие призывно сигнализировать при малейшей попытке записи звукового сигнала…
Впрочем, ныне подслушивающая и подсматривающая техника совершенствуется много быстрей, чем та, что их обнаруживает: теперь ни один серьезный политический или финансовый деятель в России не может быть застрахован от тотального, всеобъемлющего контроля.
— Ну, давайте обойдемся без дипломатических прелюдий, — предложил высокопоставленный чиновник, сразу переходя к главному, — в конце концов, мы не на официальном приеме. Где деньги?
— Какие? — конечно же, уркаган прекрасно понял вопрос, и если переспросил — то лишь для того, чтобы собраться с мыслями.
— Сто миллионов долларов. Прокрутку которых ты должен был проконтролировать.
— Какие деньги?
— Те, что украдены из офиса «Таира» в Белостоке, — ангельским голосом напомнил Прокурор.
— Вы все знаете не хуже меня, — проскрипел вор. — Польские менты, или «контора», или как там их еще, не знаю, наехали. По наводке Сухого — факт. Охрану перебили, лавье забрали и увезли хрен знает куда. А он отдал псам на раздербан свою лабораторию. Потому вы меня и не взяли сразу, что выжидали — а что эта паучина предпримет.
— Спасибо за информацию.
— С вас, с вашей кремлевской братвы сбили прикуп, — оскорбленно продолжил вор, не замечая явного сарказма реплики, — а крайним сделали меня. Вдвойне крайним.
— Так оно и выглядит… но только внешне, — ухмыльнулся собеседник. — И я сам едва не поверил, что так оно и есть. Но, Алексей Николаевич, мне даже за тебя неудобно. Вот — сидит передо мной пожилой, всеми уважаемый человек и, как принято говорить в твоих кругах, ни с того ни с сего начинает «гнать форель».
Взгляд пахана сделался непроницаемым.
— Я ничего не знаю. Я пострадал больше всех. Моих пацанов, Макинтоша и Вареника, завалили. Наверное — тоже ваша работа. Ведь у вас, итить твою мать, профессионалы… — говоривший невольно скопировал недавние интонации собеседника.
— Ну, хорошо, хорошо… Допустим, ты — пострадавший или, как принято говорить у твоих друзей, — терпила. А зачем, тогда, по-твоему, Сухарев похитил Наташу? Чтобы сделать терпилой в квадрате?
— Потому что он гнида, — лицо старика перекосилось чудовищной гримасой, словно от внезапной зубной боли. — Такие, как он, своей смертью не кончают. Сидеть ему, падле, на острой пике — любой уважающий себя блатной будет счастлив всадить ему перо в поганое брюхо!
— Короче, Сухарев — патологический подлец, и именно по этой причине решил насолить вам… Я правильно тебя понял?
— Старые счеты, — Найденко привычным движением принялся разминать «беломорину». — Еще со времен Атаса, земля ему колом…
— Будто бы у Сухого других дел не было, как с тобой счеты сводить, — произнес Прокурор будто бы не собеседнику, а куда-то в пространство.
— Это — принцип. Вам этого не понять, — вздохнул Коттон печально. — Понятия…
— У каждого свои принципы, у каждого свои понятия, все верно… — оппонент законного вора поднялся, подошел к окну, зачем-то потрогал обои у подоконника и, усевшись на прежнее место, продолжил: — Дело не в том, что с нас, как ты выразился, сбили прикуп. В этот проект вложены деньги не государства, не бюджета — Бог с ним, не такие суммы прогорали. Это — личные деньги очень серьезных людей. Хочешь — скажу каких?
В вопросе чувствовался явный подвох — опытный, умудренный жизнью и отсидками вор в законе никак не мог понять, к чему клонит собеседник. Но естественный ответ — «да» — ни к чему не обязывал и потому Найденко, сознательно долго прикуривая, чтобы собраться с мыслями, наконец разрешил:
— Говорите.
На лице Прокурора появилась мстительная улыбка. Несколько минут он перечислял имена, фамилии и должности людей, поставивших на «русский оргазм». Аббревиатуры институтов власти, которые представляли эти лица, все эти МВД, ФСБ, ГУО ПР, ФАПСИ, Минюста, Минфины, — свидетельствовали об исключительной серьезности дела. Ну, а суммы, вложенные этими людьми как частными, физическими лицами, наводили на мысль о бесполезности в России института налоговой полиции (кстати, руководители последней также назывались в перечне). Но главным действующим лицом, как ни странно, был тот самый государственный функционер высокого ранга, с которым Прокурор беседовал всего лишь несколько часов назад.
— Поня-я-ятно, — протянул Коттон с искренним удивлением, когда собеседник завершил свой список.
Конечно же, пахану было известно о том, что в успехе проекта заинтересованы серьезные люди.
Но чтобы такие…
Безусловно: главное тут не прибыль, а способность наркотика воздействовать на психику людей. Теперь Коттон лишний раз убедился в правдивости слов Лютого: это была не просто финансовая операция.
— Я был с тобой честен, — подытожил Прокурор. — Теперь я разложил перед тобой все карты.
— Спасибо за доверие, гражданин начальник, — механически ответил вор.
— И хочу узнать только одно: у кого деньги?
— Не знаю.
Лицо чиновника неожиданно сделалось безразличным — даже линзы очков заблестели как-то по-другому. Он поднялся и, выйдя на коридор, вернулся через минуту — но уже в сопровождении Рябины.
— Бандит — он и есть бандит: хоть «старой», хоть «новой» формации, — произнес Прокурор с чувством. — По документом он умер. Врачи констатировали смерть, а ЗАГС выписал соответствующее свидетельство. Так что похороните вора достойно…
Прокурор уехал через час — ни с кем не прощаясь. Рябина проводил его до машины, затем, зайдя в свой кабинет, долго стоял у окна, щурился, следил, как алые габариты лимузина растворяются в чернильной темноте ночи.
Отослал охрану на первый этаж, открыл сейф, взял набор ключей…
Спустя несколько минут он был в той самой комнате, где его непосредственный начальник беседовал с вором. Аккуратно отковырнул отставшие обои — под ними чернела небольшая пустота; впрочем, вполне достаточная для того, чтобы поместить в нее миниатюрную пластмассовую коробочку.