Прокурор идет ва-банк. Кофе на крови. Любовник войны
Шрифт:
– А почему меня арестовывает не городская прокуратура? – спросил он неожиданно нагло. – Я вас, например, не знаю, может, вы никакой и не следователь, а увезете меня и грохнете где-нибудь по дороге. Я требую, чтобы вы привели ко мне в кабинет кого-нибудь из городской прокуратуры!
– Вы плохо прочитали постановление, Юрпалов! – твердо сказал Оболенцев. – На нем присутствует необходимая санкция с подписью заместителя городского прокурора.
– Я так этого не оставлю! – заорал вдруг Юрпалов, решивший, что глоткой он
– Не мешайте, Юрпалов! – оборвал его Оболенцев. – Сидите молча и наблюдайте за обыском, чтобы потом вопросов не было.
Юрпалов замолчал и стал внимательно следить за обыском.
– А почему нет понятых? – снова спросил он.
– А это, как вы думаете, кто? – Кивком головы Оболенцев показал на парня и девушку, заранее прихваченных Ярыгиным в холле гостиницы. – Если мало, мы можем пригласить в кабинет ваших работников, чтобы они засвидетельствовали, что вас здесь не пытают, не бьют, не подбрасывают наркотики и оружие.
– Не надо! – отказался Юрпалов. – Записывайте что хотите! Хозяин приедет… – И он многозначительно замолчал.
– «Вот приедет барин, барин нас рассудит…» – подхватил Оболенцев. – Считаете себя таким ценным кадром?
– Да уж не в последних хожу! – заявил Юрпалов.
Закончив обыск, один из оперативников вышел проверить, стоит ли автотранспорт у входа. Вернувшись, он кивком головы дал понять Оболенцеву, что все в порядке. Юрпалов подписал протокол не читая.
«Очень рассчитывает на защиту Липатова и Борзова, – подумал Оболенцев, глядя на успокоившегося Юрпалова. – Дурачок, не понимает, что он уже списан в утиль».
Первыми увидели арестованного репетирующие в ресторане артисты варьете. Наталья, сидевшая за роялем, неожиданно ударила по клавишам и запела:
– «По тундре, да по широким просторам, где мчит курьерский Воркута – Ленинград…»
Злобно сверкнув глазами, Юрпалов пересек зал.
Спустившись в холл, Оболенцев заметил швейцара, который, припадая на левую ногу, спешил к выходу. У лифта, испуганно перешептываясь, сгрудились несколько взволнованных горничных. С кривой улыбкой на лице за стойкой застыла Белянка.
И все со злорадством смотрели, как двое в штатском ведут Юрпалова, еще не так давно бывшего здесь повелителем судеб.
Юрпалов попытался сохранить лицо. Поравнявшись с группкой взволнованных горничных, он громко и возмущенно проговорил:
– Вы мне еще ответите за этот… произвол!
И от одного звука его барского голоса злорадные огоньки в глазах подчиненных погасли. Каждый подумал: «Выкрутится!» Видя их изменившиеся лица, Юрпалов проникся уважением к самому себе. Поэтому в машину он садился, как в собственный лимузин – без страха за будущее.
Правда, когда приехали к нему домой, где был также учинен обыск, вел он себя хоть и дерзко, но уже менее уверенно.
– Это чьи деньги, Юрпалов? – спросил Ярыгин, извлекая из-под дивана завернутые в газеты пачки казначейских билетов.
– Теща с нами живет. Сейчас, правда, с женой в Тамбовскую губернию уехала. Откладывала бабушка всю жизнь себе на похороны, – с невозмутимым видом ответил он.
– Понятно! – протянул Оболенцев. – А вот сберкнижки у вас здесь на двадцать семь, двенадцать, тридцать одну и двадцать пять тысяч рублей. Это что, тоже на похороны?
– Всю жизнь тружусь с утра до ночи. Во всем себе отказываю. Рублик к рублику на свой дом откладывал, – так же невозмутимо ответил Юрпалов.
– А это что? Неужели у вас в гостинице и ресторане золотыми червонцами рассчитываются? – опять спросил Оболенцев, открывая шкатулку и высыпая на стол золотые монеты царской чеканки. – Это ваши?
– Тещи-и-ны! – вызывающе протянул Юрпалов.
Подошедший к Оболенцеву с маленькой коробкой в руках Ярыгин тут же с ехидцей заметил:
– Тамбовские колхозницы, они такие!
Взяв из рук Ярыгина коробочку, Оболенцев вынул оттуда красивый мужской перстень.
– Старинная работа, – вслух произнес он, рассматривая сверкающий лучами радуги камень. – Это, очевидно, фамильные драгоценности и тоже из Тамбовской губернии!
– Сволочи! Сами не живете и другим не даете! – сквозь зубы процедил Юрпалов.
Игра «Зарница»
После сытного горкомовского обеда Борзов сидел за рабочим столом в своем просторном кабинете и просматривал почту. Но мысли его были в Москве. Последний разговор с Липатовым о будущей карьере его заинтриговал, и он с нетерпением ждал возвращения шефа из Первопрестольной.
Когда он механически распечатывал очередной конверт, неожиданно затрещал телефон.
– Слушаю! – сладким голосом начал Борзов, но тут же лицо его вытянулось.
Звонил Алексейцев Борис Кузьмич, генерал-майор в отставке, подвизающийся в городском ДОСААФе.
– Петр Григорьевич! – заворковал генерал. – Кажись, ты забыл о войне?
– С кем? – не понял Борзов.
– Сегодня открытие «Зарницы»! В пионерлагере! – напомнил генерал. – Обязательно должен присутствовать. Речь скажешь. Про барабан… – И генерал засмеялся дребезжащим старческим смехом.
– Хорошо! – согласился Борзов. – Понимаю, что надо приехать. Только ты, Борис Кузьмич, все время забываешь, что я уже не секретарь по идеологии.
– А секретарь по идеологии у нас, ты знаешь сам, на барабане не играл! – опять засмеялся генерал.
Делать было нечего, и Борзов поехал в пионерлагерь, с которым у него было связано так много воспоминаний. Несмотря на то, что солнце уже давно прошло послеобеденную отметку, палило оно так безбожно, что Борзов попросил шофера открыть все окна в машине.