Прокурор идет ва-банк. Кофе на крови. Любовник войны
Шрифт:
– Ты и твой Цвях спите на ходу! – прервал его в бешенстве Борзов. – Липатов в город приезжает, а у вас в сводках сплошные грабежи да насилия… Собери личный состав и вправь им мозги!
Борзов был настолько взбешен арестом Юрпалова, что, когда из-за кустов вынырнул пионер с деревянным автоматом и пропищал: «Руки вверх! Вы захвачены армией зеленых!», он от неожиданности торопливо задрал руки вверх и побледнел. Но когда осознал свою ошибку, то с ненавистью рявкнул на обалдевшего пионера:
– Цыц!
Будущий защитник природы испуганно ретировался в кусты.
Борзов схватил Багирова за грудки и притянул к себе.
– Слушай, Багиров! – зашептал он с яростью. – Ты меня знаешь с пионерского детства.
– Успокойся, Петр! – испугался тот за Борзова. – Оснований для паники нет. Цвях с них глаз не будет спускать…
– Этот следователь, Багиров, играет большую игру! – Борзов отпустил друга. – Или он нас всех, или мы его! Понял?
– Сам не маленький! – огрызнулся полковник. – Уже кое-что предпринял.
– Что? – заинтересовался Борзов.
– Цвях послал Амбала к шмаре Оболенцева… – стал рассказывать Багиров, но Борзов не так его понял и тут же перебил с выражением ужаса на лице:
– Убрать бабу Оболенцева? – прошептал он помертвевшими губами. – Ты с ума сошел!
Багиров презрительно рассмеялся. Он всегда знал, что Борзов мог действовать только чужими руками, но не думал, что чье-то убийство его так испугает.
– Кто тебе говорил за убийство! – произнес Багиров с неожиданным одесским акцентом. – Послал лишь попугать и предупредить Оболенцева. Амбал горлышко ей немного придавил и попросил передать жаверу, чтоб линял, пока не заделали.
– И помогло твое предупреждение? – язвительно проговорил Борзов.
– Они еще не встречались! – пояснил Багиров. – Вечером встретятся. Знаю точно. У нее на хате. Я дам команду. Мы их там и накроем.
– Только без глупостей! – опять рассвирепел Борзов. – Я не хочу, чтобы сюда все «важняки» Союза прикатили. Поглядим на его поведение. Может быть, у них там, в Москве, план не выполнили. Если он обойдется мелочью, черт с ним, пусть куражится.
– Лады! – сразу согласился Багиров.
– Какие еще лады, – передразнил Багирова Борзов. – На опережение работать надо. Сколько тебе говорить? Собрал одних дуболомов.
– Дай срок, появятся и другие! – пообещал Багиров. – Деньги в корне меняют человека. Штукатуров какой был, почти святой…
– Если будешь так работать, – сострил Борзов, – то срок тебе Оболенцев намотает.
Что случилось с белой «Волгой»?
По просьбе Ярыгина в фотолаборатории КГБ ему быстро отпечатали кадры с микро– и видеопленки.
Появившись в кабинете, где работал Оболенцев, он небрежно, но с некоторым шиком бросил фотографии на стол перед другом и сказал:
– В провинции очень быстро распространяются новости.
Оболенцев внимательно изучал бумаги, лежащие перед ним, и, не отрывая от них глаз, спросил:
– Ты имеешь в виду аресты?
Ярыгин ухмыльнулся:
– Это Петрарка думал все время о Лауре и говорил «…о ней одной». О твоей любви если и говорят, то в коридорах власти, причем, я уверен, с одной целью.
– Это с какой еще? – встрепенулся Оболенцев, задетый за живое.
– Как бы тебя через нее прищучить! – честно ответил Ярыгин.
– Уверен? – засомневался Оболенцев. – Откуда они знают?
– Уверен, уверен! – подтвердил Ярыгин. – Не уверен – не обгоняй! Сколько людей горели на любви… Вот, помню, один убийца мне признался, что от любви глупеют…
– Ну, спасибо за сравнение! Моя любовь никого не касается. Даже друга!
– Мое дело предупредить!
– Спасибо, я как-нибудь сам!
– Как-нибудь и дурак может, а ты у нас умный.
– Еще раз спасибо! Давай вернемся к работе… – перевел разговор Оболенцев. – Мне очень интересный документ попался на глаза, думаю, что специально подложили в папочку.
– Сомневаюсь! – отверг такое предположение Ярыгин. – Просто безалаберность.
– Фома неверующий! – отмахнулся Оболенцев. – Слушай внимательно: «Второго июня семьдесят восьмого года Борзов получил белую служебную «Волгу», но уже семнадцатого июня пересел на старую служебную, черную…»
– Старая любовь не ржавеет! – усмехнулся Ярыгин, слушая, однако, внимательно.
Оболенцев очень выразительно посмотрел на него.
– Извини, больше не буду. – Ярыгин сделал такую послушную и умильную физиономию, что злиться на него было совершенно невозможно, и Оболенцев продолжил:
– Аварий с белыми «Волгами» в июне того года не было, и в ремонт ни одна из белых «Волг» не поступала, я специально проверил…
– Когда только успел?
– Почему ты думаешь, что только ты работаешь не покладая рук? Что, по-твоему, произошло с ней шестнадцатого июня?
– С чего ты взял, что произошло? – удивился Ярыгин. – Может, черная престижнее?
– Из белой в черную по здешней жаре пересядет только идиот или сумасшедший. А Борзов не из таких! Он здоровье бережет: плавает, бегает, диету блюдет, массаж делает.
– Резонно! – Ярыгин внимательно посмотрел на Оболенцева. – Только если что и произошло, то за четыре года следы подчистили. Документов не найдем.
– Ты прав! На документы я и не рассчитываю. Единственная надежда – вдруг что-нибудь вспомнит дежурный по городу в ГАИ.